A Subjective Component of Meaning in the Structure of the Media Frame "Cyberspace" (on the material of Russian-language media)

В современном обществе массмедиа играют ключевую роль в популяризации новых технологий среди широкой аудитории, реализуя тем самым образовательную и ценностную функции. Путём фреймирования событий из сферы науки и инноваций СМИ формируют стереотипные знания о технологических инструментах, их значении в жизни общества. Обыденное представление об информационно-коммуникационных технологиях (ИКТ) неразрывно связано с презентацией в СМИ, поскольку основная часть массовой аудитории не имеет специальных знаний о них, но при этом активно вовлекается в их применение в силу высокой значимости освоения ИКТ для партнёрского взаимодействия и конкуренции на международной арене.

Отказ от внедрения ИКТ может привести к отставанию в экономическом развитии и другим ограничениям для отдельных сообществ, поэтому изучение механизмов концептуализации и трансляции знаний о киберпространстве становится актуальной задачей не только для технических, но и социо-гуманитарных дисциплин. Теория медиафрейма представляется продуктивной для исследования роли СМИ в формировании знаний о киберпространстве. При этом более полную картину явления можно представить, комбинируя подходы лингвокогнитологии и медиалингвистики: в частности, задействуя лексико-семантический анализ ключевых единиц, выражающих концептуальную модель на языковом уровне фрейма. Отдельного внимания заслуживает субъектный компонент в структуре значения «Киберпространства», который в русскоязычном медиадискурсе представлен более явно, чем в глобальном новостном дискурсе, формируемом под влиянием англоязычных СМИ.

Термин «фрейм» вошёл в поле исследования медиакоммуникаций в связи с работами социального антрополога Г. Бэйтсона, который разграничивал два аспекта этого понятия:

1) фрейм как когнитивная единица, которая предстаёт в виде модели интерпретации и оценки информации;

2) фрейм как коммуникативная единица, которая содержит данные, необходимые для понимания вербальных и невербальных коммуникативных актов

У. Гамсун и Д. Модильяни отмечают, что фреймы во втором значении возможно выделить во любых связных текстах

Данный подход во многом определяет выбор эмпирического материала для исследования, поскольку не каждый фрагмент публичного дискурса предстаёт в форме связного текста. Подходящим материалом для анализа в русле теории медиафрейма служат тексты с выраженной прагматической направленностью: новостная и политическая журналистика, выступления публичных персон, материалы PR и рекламы, а также управляемые кампании в социальных медиа. Для изучения фрейма «Киберпространство» в русскоязычном медиадискурсе использовалась выборка текстов СМИ из Национального корпуса русского языка (НК РЯ), Генерального интернет-корпуса русского языка (ГИК РЯ) и Интернет-корпуса русского языка Университета Лидса (ИК РЯ). Для сопоставления процессов в дискурсе русскоязычных СМИ с тенденциями в глобальной повестке рассматривались статьи о киберпространстве на английском языке из корпуса NOW (News on the Web). 

Полученная текстовая выборка изучена с помощью количественно-качественного метода по следующим этапам:

1) контент-анализ, выявляющий статистику словоупотребления, воспроизводимости лексем и словосочетаний;

2) фреймовое моделирование на основе трендов в связанном словоупотреблении, позволяющее разграничить облигаторные и факультативные слоты, типовые варианты заполнения;

3) сопоставление фреймовых моделей в русскоязычной и англоязычной выборках для выявления универсальных и специфических компонентов фрейма.

При всех преимуществах метода для построения валидной модели представления знаний в поле массовой коммуникации, он обладает и некоторыми ограничениями. В частности, фрейм не охватывает полное многообразие языковых значений: единичные случаи словоупотребления рассматриваются как варианты заполнения слота более высокого уровня, а не самостоятельные концептуальные единицы.

На глубинном уровне фрейма «Киберпространство» актуализируются когнитивные модели отношений (само)управления и пространственного восприятия. Эти исходные модели достаточно подробно изучены лингвистами. Так, в качестве вершинных компонентов для фрейма «Управление» Ю.А. Дрыгина выделяет объект, предикат и субъект, обладающий обязательными признаками наличия властных полномочий и ответственности за свою управленческую деятельность

Из-за присутствия пространственной метафоры в значении термина «Киберпространство» возможно предположить, что наибольшее число вариантов заполнения получит слот «Место». Однако в русскоязычной выборке выявлена преобладающая группа лексических единиц, которые актуализируют когнитивную модель через субъектную семантику. Среди вариантов заполнения выделяются три тематических кластера:

1) киберпрофессионалы (специалисты профессий, связанных с деятельностью в киберпространстве);

2) киберлюди (группы лиц, действующие в киберпространстве вне деловых задач);

3) киберорганизмы (одушевленные субъекты, способные присутствовать в киберпространстве и, особенно, взаимодействовать с ним через искусственную часть тела).

Наряду с названными выше группами, в текстах русскоязычных СМИ о киберпространстве позицию семантического субъекта также могут занять «программы» (особенно, «вирусы»), «роботы» и «искусственный интеллект / ИИ». Отнесение этих единиц к слоту «Субъект» во фреймовой модели противоречит ранее принятым в отечественной лингвокогнитологии категорийным критериям: субъект характеризуют признаки намеренности (осознанности), активности и одушевлённости

В кластер «киберпрофессионалы» включены номинации субъектов, профессиональная деятельность которых связана со средой киберпространства. К самым воспроизводимым единицам кластера относятся киберпреступник (частотность словоупотребления: 0,2), и киберсолдат (0,048) и киберспортсмен (0,043); киберэксперт / киберлюбитель (0,016). С более низкой частотностью употребляются такие языковые единицы как киберартист, кибермузыкант и киберкумир (по 0,004). Наибольшее разнообразие лексических единиц наблюдается в подклассе «киберпреступник», включая более распространённые формы: кибержулик, кибермошенник, киберхулиган (по 0,02), единичные варианты кибербандит и киберграбитель. Схожий кластер присутствует в англоязычном медиадискурсе с наиболее распространёнными единицами cybercontractor (6,93), cyberexpert (6,16) и cyberagency / -agent (3,9), а также менее частотными cyberathlete, cyberprofi и cyberpoet.

Кластер «киберлюди» представлен такими номинативными единицами, как киберчеловек / киберлюди (частотность: 0,02), киберпартнёр (0,012), кибердети / кибермолодёжь (0,008) и киберподруга (0,004). Данный компонент в нашей выборке является специфическим для русскоязычных СМИ: в англоязычном корпусе медиатекстов NOW аналоги не выявлены. В номинации «киберлюдей» активно задействованы авторские неологизмы, некоторые из которых постепенно входят в медиадискурс. Примеры употребления: «Представитель этого поколения является “киберчеловеком”, умеющим использовать “цифру” во всех сферах деятельности» [05.11.2020]; «Кибердети оказываются даже психологически не готовы к жизни в невиртуальном мире» [28.01.2012]; «Киберпартнёр поможет сохранить отношения с реальным сексуальным партнером» [27.07.2020].

При этом в последние годы тенденция словоупотребления смещается к использованию неологизма «киберчеловек» в отношении обладателя кибернетических протезов, что сближает лексему с кластером «Киберорганизм». В 2000-х годах этот кластер в текстах русскоязычных СМИ пополнял преимущественно вошедший в основной словарь термин киборг (частотность: 0,012) и его производные, которым ранее могли охарактеризовать обладателей протезов, но в настоящее время это словоупотребление вытесняется из повестки. Примеры к сравнению: «Родился первый киборг: у магаданца целых две пары киберрук» [24.06.2011] против «Вместе с искусственной рукой ему выдали брошюру, в которой приглашают вступить в “Академию киберлюдей”» [16.06.2023]. Наряду с этим в медиатекстах используются неологизмы, указывающие на кибернетическую часть тела: киберрука (0,008), кибермозг, киберглаз и киберухо (по 0,004), а также указывающих на животных, задействованных в тестировании технологиии: киберптица, кибергорилла и киберрыба. Схожие единицы редко встречаются в англоязычных СМИ, обычно относятся к художественным персонажам (cyborg, cyberman / -woman) или робототехнике (cyberdog).

Хотя в современном русском языке основа «кибер-» почти утратила связи с исходным греческим корнем «гиберно-», в когнитивной модели фрейма «Киберпространство» чётко проявляется субъектная семантика. В отличие от физического мира киберпространство является средой, познаваемой сугубо через субъектное восприятие. Представленность субъектой семантики в структуре фрейма носит универсальный характер, а вариативность её языкового выражения специфична для русскоязычного медиадискурса. В корпусе NOW вариантов лексем для субъектов киберпространства заметно меньше, чем в медиатекстах из корпусов русского языка, хотя в англоязычных новостях частотность их упоминания на порядок выше. Эта диспропорция отчасти объясняется большей освоенностью темы в мировых новостях и меньшим объёмом русскоязычного корпуса.

С позиции лингвокультурологии эту особенность можно трактовать в русле теории Л.В. Балашовой и В.В. Дементьева, которые выявили в русскоязычной коммуникации тренд к смещению фокуса внимания от смыслового плана к личностной сфере коммуникантов, что получило наименование «фатической центробежности»