Dreaming as an element of the poetics of John Steinbeck’s "The Winter of Our Discontent"

Последний роман американского писателя Джона Стейнбека «Зима тревоги нашей» среди критиков и исследователей его творчества не получил однозначной оценки. Одна из причин заключается в том, что это позднее произведение по своей проблематике и стилистике значительно отличается от предыдущих работ лауреата Нобелевской премии по литературе за 1962 год. К числу наиболее заметных отличий можно отнести также и новый для Стейнбека тип главного героя: Итен Аллен Хоули – не «примитив», а интеллигент и интеллектуал, получивший филологическое образование в одном из лучших учебных заведений Европы. В начале романа он оказывается перед сложным нравственным выбором: сохранить свою духовную независимость и продолжить противостояние лицемерной морали окружающих – или воспользоваться своим знанием уязвимых сторон влиятельных людей Нью-Бэйтауна и обрести богатство и уважение семьи и общества. Постановка в центр романа «американского Раскольникова» [8], личности, мироощущение которой отмечено печатью «мировой скорби» и переживанием экзистенциального одиночества [10], повлекла за собой обращение к сложным способам и приемам изображения внутренней жизни героя, в числе которых т.н. онейрические (пограничные) состояния, в частности – сон. Последний в качестве литературного приема отличается своей многофункциональностью: с его помощью решаются задачи «формального построения и художественной композиции всего произведения и его составных частей, идеологической и психологической характеристики действующих лиц, и, наконец, изложения взглядов самого автора» [3, С. 645]. В.В. Савельева характеризует сон как «стрессовую ситуацию, которая скажется на дальнейшей судьбе персонажа и сюжетных ситуациях его пребывания в границах романного мира» [7, С. 14] . Согласно М.М. Бахтину, сон – это средство создания «диалогического отношения к самому себе», важный элемент романа, разрушающий «эпическую и трагическую целостность человека и его судьбы» [1, С. 68]. Однако художественная функция снов в романе «Зима тревоги нашей» в русскоязычном литературоведении практически не рассматривалась (исключение – статья М.В. Зайцева [4]).

Сны Итена (в романе их три) тем более значимы, что этот главный герой страдает хронической бессонницей, обусловленной, по его мнению, отсутствием у него спасительных иллюзий о бессмертии человеческой души и возможности вечной жизни. Такое болезненное состояние, несомненно, лишь подтверждает «рассогласование отношений с миром» [5, С. 30], которое испытывает этот герой «Зимы тревоги нашей».

Его бессонные ночи и тайные ночные отлучки в Старую гавань наполнены серьезной интеллектуальной работой: разум Итена, как ему кажется, постиг несложную механику человеческих отношений и выстроил основанную исключительно на логике систему нравственных норм, в которой мелкое преступление при отсутствии огласки открывает путь к материальному благополучию. Итен даже предполагает, что мир внутренний повторяет законы мира внешнего, а человек представляется ему сложной системой «шкал, индикаторов, счетчиков» [9]. В то же самое время явления его собственной психической жизни (в их числе – сон) идут вразрез с этими убеждениями, словно предсказывая Итену, что последствия его «эксперимента» с временной отменой всех моральных норм могут быть совершенно неожиданными.

Сны (сновидения) Итена связаны с другом его детства - Дэнни Тейлором, которого главный герой в итоге предает: пользуясь их давней дружбой, он заполучает у спивающегося Дэнни документ на право владения большим лугом в обмен на тысячу долларов, которые должны пойти на оплату лечения, но на самом деле приводят Дэнни к смерти. Отметим, что эта линия сопоставляется Стейнбеком с библейскими мифами о Каине и Иуде (Итен) и Авеле и Христе (Дэнни), но, при внутреннем сходстве (ощущаемом и самим Итеном), такое сопоставление не подчеркивает глубокий трагизм ситуации, а акцентирует внимание на лицемерно-рассчетливом характере поведения главного героя – типичного американца.

Для определения функции снов в романе важны не только их содержание и расшифровка наполняющих их знаков, но, в первую очередь, восприятие самой ситуации погружения в сон главным героем. Сны, в которых к нему приходит Дэнни, Итен характеризует как неожиданность (это сон дневной или утренний) и бесконечно длящийся кошмар. Между тем, любая неожиданность воспринимается героем как опасность, ведь для успеха его «игры» важно, насколько все пройдет по составленному и отрепетированному плану. Игра – это поле деятельности, территория господства интеллекта. Но именно интеллект как единственный источник знания о мире и основание для приговора этому миру подвергается в романе критике. Здесь неожиданный сон помогает передать то внутреннее напряжение, в котором пребывает главный герой, является средством создания реалистической психологической характеристики человека, боящегося невольно раскрыть свои планы окружающим. Также сон этот можно отнести к числу пророческих, потому что обозначенные в нем предметы в дальнейшем станут важными мотивирующими деталями сюжета: ровное дно озера, где стояла усадьба Тэйлоров (место для будущего аэропорта – причина смертного приговора Дэнни), остатки фундамента (призрачная надежда на то, что Дэнни удастся излечиться от зависимости и вернуться в круг Бейкеров и Хоули), яма погреба (предсказание будущей смерти друга Итена).

В то же время в анализируемом сне, помимо символики смерти (вектор движения вниз), есть и вертикальная ось, соединяющая небо и землю. Это «деревце можжевельника, высокое и стройное, как колонна», за которым во сне скрывается Дэнни [9]. Можжевельник – символ присутствия Христа в мире и символ преодоления смерти [6, С. 679]. Этот образ связан и с сюжетной параллелью Дэнни - Итен/Иисус - Иуда, он же демонстрирует готовность Итена переступить нравственные заповеди (Дэнни уходит за деревце-колонну и начинает растекаться). При этом событие сна носит необратимый характер, о чем говорит противопоставление живого и неживого, духовного и материального (сквозь пальцы ускользает «сущность» Дэнни, но герой пытается восстановить ее подобно тому, как затирают «жидкий цемент» [9]). Несомненно, сон содержит моральную оценку того, что готовится совершить Итен, самонадеянно считающий, что его душа сможет справиться с полученными ранами (шрамами). Однако в финале романа выясняется, что терзания совести настолько непереносимы и мучительны, что они требуют искупительной жертвы.

Далее, сон выступает в романе как проявление подавленной части человеческой природы главного героя. Совесть и человечность, а не только присущие животному миру инстинкты, по Стейнбеку, «зашиты» в каждую клеточку человеческого тела, поэтому в Итене сама живая материя сопротивляется тем приговорам, которые «сильные», успешные и хищные выносят слабым, непрактичным и никчемным.

Отметим в этой связи, что яркой особенностью снов Итена является, помимо свойственной сну как таковому символики, в причудливом виде отображающей впечатления и переживания дневной жизни, их физически осязаемый характер, который и вызывает у главного героя ощущение бесконечного ужаса. Так, например, в пасхальном сне Итена герой физически ощущает исчезновение, вычеркивание Дэнни из бытия, такого насыщенного и полного жизненных сил («листва на деревьях была тучная, а травы сгибались под собственной тяжестью» [9]), и все старания героя вернуть ему прежнюю форму не приносят результата. В другом сне, который герой видит уже после того, как передал деньги другу, руки Итена словно погружаются в тело Дэнни (хотя физически сам Итен его не убивал), и эти ощущения также невыносимы. Дэнни из снов, таким образом, воспринимается и как голос совести, и как кара за грех братоубийства, и как указание на подлинный смысл того, что совершил Итен, призвав на помощь деньги (а возможно, деньги совершили это с помощью Итена: в одном из мест романа герой размышляет о том, что человек порой не может справиться с вызванным им самим духом денег). Именно потому, что это сон герою «снился и снился без конца» [9], мы понимаем, что в нем господствует циклическое время библейского мифа, в котором муки совести возвращаются к грешнику-предателю снова и снова.

Благодаря снам в романе Стейнбека начинает вызревать и развиваться тема раздвоенности ощущений главного героя, который, как ему кажется, сумел задавить в себе все слабости и колебания на пути к задуманной цели – ограблению и обретению богатства. Интересно, что в романе «Зима тревоги нашей» Итен первоначально планировал нарушить только юридические нормы (совершить ограбление), а неумолимая логика жизни привела хорошего и умного человека к нарушению самых главных нравственных законов (предательство Денни, донос на Марулло, издевательская игра с мистером Бейкером).

Сны в романе воспринимаются как контраст той артистической игре, которую Итен ведет с окружающими, сначала скрывая за шутками и пародиями свое задетое самолюбие, затем – свои честолюбивые намерения. Мир в романе в своей сущности оказывается тоже способным на игру, откликается и оценивает проявления человеческой воли (к злу, к добру): сначала он дарит герою иллюзию достижимости результата при помощи бесчестных поступков, но сам же и готовит для всех усилий Итена иронический финал, нравственный урок (жертва доноса Марулло оставляет Итену свою лавку в благодарность за честность, не совершенное Итеном ограбление совершает сын героя, победивший на конкурсе со списанным сочинением). Сон в этой сложной системе взаимосвязей - это высшая реальность Страшного суда, которым никто не может осудить героя в жизни, потому что, во-первых, «все так делают» или «делали бы, если бы могли» [9], а во-вторых, в мире всеобщего лицемерия отличить правду от лжи невозможно: любое признание и покаяние будет воспринято как шутка.

Итак, мир реальный (каким он открывается интеллекту) в романе приобретает черты выморочности, призрачности, потому что в нем размыты все ориентиры, а все ценности становятся объектом хитрых манипуляций и средством достижения целей. В то же время мир потусторонний, воплощенный не только в снах Итена, но и в трансе Марджи Янг-Хант, лунатизме дочери главного героя Эллен и ее интуиции (она предчувствует, что отец может не вернуться домой и незаметно кладет в его карман талисман), опьянении Дэнни, выступает как мир догадок о человеке, в котором восстанавливается его скрытая от глаз сущность, фиксируется и глубина его одинокого падения, и надежда на понимание и сочувствие. «Получается, что видимое нами во сне репрезентирует нам подлинную картину нашего внутреннего мира, по сути, нас самих», — пишет по этому поводу И.А. Бескова [2, С. 235]. В пугающих Итена снах моделируется ситуация, в которой у человека не может быть возможность убежать от самого себя, где с притворства и низкого расчета срываются все покровы. Замкнутость сна в себе – это пространство и время, в которые не может вмешаться ничто внешнее, никто посторонний: если в мире внешнем герой вынужден постоянно быть начеку (его признание – признание обеспеченного человека с незапятнанной репутацией может дать повод для шантажа и вымогательства), то сон для Итена – это ситуация освобождения от всего мнимозначимого, соединяющая в себе страдание и очищение. Наряду с другими онейрическими состояниями он также является важным средством передачи сложных психологических состояний стейнбековского героя, сделавшего неправильный выбор, но не сумевшего перебороть свою человеческую природу.