The Image of the Son of Man in the seventh chapter of the Book of Daniel: major scientific approaches to interpretation and research perspectives

Книга Даниила является одним из первых произведений, относящихся к апокалиптической литературе, и единственным произведением этого типа, вошедшим в состав Ветхого Завета. Как известно, это произведение можно условно разделить на два раздела: истории о пророке Данииле, входящие в первую часть книги (Дан 1-6), и апокалиптические видения Даниила (Дан 7-12), из которых состоит вторая часть этого произведения. Центральное место в книге Даниила – и в композиционном, и в смысловом, и в историческом отношении занимает седьмая глава, в определенном смысле представляющая собой переход от жанра «придворных историй» о жизни пророка при вавилонском и персидском дворе к жанру апокалиптических видений.

Основной темой седьмой главы является сон пророка Даниила и его истолкование присутствующим ангелом. Сначала Даниил видит четырех чудовищных животных, выходящих из моря. Самым страшным из них является четвертый зверь: «Он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него» (Дан 7, 7). Затем перед пророком предстают две божественные фигуры. Сначала он видит «Ветхого днями», под которым, очевидно, понимается Бог. Он производит суд над четвертым зверем; тот убивается и его тело предается огню (Дан 7, 11). После этого перед сновидцем предстает загадочная фигура «Сына Человеческого»: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий и дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан 7, 13-14). Затем в толковании видения, которое дается присутствующим ангелом, четыре животных определяются как символ «четырех царей» (Дан 7, 17), а Сын Человеческий ставится в соответствие со «святыми Всевышнего» (Дан 7, 18) или «народом святых Всевышнего» (Дан 7, 27).

Тем не менее характеристика Сына Человеческого в толковании видения Даниила остается достаточно неопределенной. Между Сыном Человеческим и «святыми Всевышнего» или «народом святых Всевышнего» не проводится прямой аналогии – скорее мы можем говорить об аналогии между картиной дарования универсальной власти Сыну Человеческому и дарованием царства святым Всевышнего. Исходя из этого, можно предположить, что Сын Человеческий может быть как символом «святых Всевышнего», так и фигурой, обозначающей их руководителя, покровителя или защитника. Таким образом, видение Даниила делает возможным целый ряд самых разных интерпретаций, большинство из которых представлены как в традиционной экзегетике, так и в современной научной литературе.

Одной из древнейших традиций, многие столетия господствовавших в христианской и иудейской экзегетике, была идентификация Сына Человеческого с Иисусом Христом или Мессией. Она очевидным образом появляется уже в синоптических Евангелиях, где Христос недвусмысленно отождествляется с Сыном Человеческим, «грядущим на облаках небесных» (Мк 14, 62; Мф 26, 64) – очевидная аллюзия на Дан 7. Впоследствии данное толкование стало «общим местом» христианской экзегетики – его разделяли такие христианские авторы как Ириней Лионский, Ипполит Римский, Иоанн Златоуст, бл. Феодорит Кирский, бл. Иероним, отождествлявшие Сына Человеческого с Иисусом Христом. Мессианская интерпретация является наиболее популярной и в иудейской традиции. Мы находим ее в целом ряде талмудических пассажей, позднее она появляется у многих иудейских авторов – Авраама Ибн Эзры, Раши и Абраванеля. Фактически можно сказать, что мессианская интерпретация стала стандартным толкованием Дан 7 в иудейской и христианской экзегетике

Мессианское толкование образа Сына Человеческого в книге Даниила, доминировавшее в традиционной христианской и иудейской экзегетике, оказалось на втором плане в работах, придерживающихся историко-критического метода изучения Библии. Тем не менее эта концепция все-таки появляется у ряда исследователей. В качестве примера работы, поддерживающей эту трактовку, можно привести статью Дж. Бисли-Мюрея. По его мнению, характерная для книги Даниила зыбкость разграничения между царством и личностью царя предполагает, что дарование царства «народу святых Всевышнего» в данном случае подразумевает получение царства будущим царем Израиля, то есть Мессией – тем более, что, как отмечает Бисли-Мюрей, «было бы «необычно для позднего еврейства напряженно ожидать царства Божьего без представителя народа и царства»

Другой интерпретацией, пользовавшейся влиянием начиная с момента включения книги Даниила в библейский канон, стала коллективная интерпретация, понимающая Сына Человеческого как символическое изображение еврейского народа. Вероятно, это толкование возникло еще в царстве Хасмонеев; позднее оно закрепилось в экзегетической традиции, дошедшей до нас в трудах ряда сирийских комментаторов: Ефрема Сирина, Феодора бар Кони, Ишодада Мервского

Другие варианты интерпретации не имеют столь долгой экзегетической истории, как отождествление Сына Человеческого с Мессией или народом Израиля. В первую очередь они стали популярны в научной литературе XX века, пытавшейся рассмотреть видение Даниила в контексте апокалиптической литературы эпохи второго Храма и текстов Кумрана. Наиболее популярной из них стала ангельская интерпретация, отождествляющая Сына Человеческого с архангелом Михаилом. Впервые такая интерпретация была предложена в 1901 году Н. Шмидтом

Ряд толкований рассматривает Сына Человеческого как некоторую небесную, сверхъестественную или даже божественную фигуру. В данном случае уместнее говорить не об одной трактовке, а о целом комплексе интерпретаций, в той или иной степени связанных друг с другом. Так, ряд исследователей пытался увидеть в образе Сына Человеческого самостоятельную фигуру, восходящую к древнему восточному мифу о первочеловеке, одновременно выступающем в роли эсхатологического спасителя. Корни этой идеи можно увидеть уже у представителей немецкой «школы истории религий»; впоследствии она получила развитие в работах К. Крелинга

Вероятно, рассмотрение Дан 7 в контексте каких-либо других текстов и литературных и экзегетических традиций позволяет «вчитывать» в него другие смыслы, которые могли и не содержаться в первоначальном замысле автора книги Даниила. Очевидно, что любое толкование образа Сына Человеческого должно в первую очередь строиться на анализе текста самой книги Даниила. Принципиальной проблемой для оценки смысла видения является вопрос о соотношении между представленными в видении символами и их толкованием. Является ли изображенное в видении воцарение Сына Человеческого аллегорией происходящих в нашей реальности исторических событий или оно является изображением реальных событий, происходящих на другом плане реальности? Иными словами, является ли Сын Человеческий только символом некоторого реального земного объекта или он представляет собой такую же сверхъестественную фигуру, реально существующую на небесах, как и «Ветхий днями»? Вся современная полемика вокруг толкования Дан 7, в первую очередь, сводится к обсуждению приведенного вопроса. С одной стороны, можно предположить, что видение дает нам изображением некоторых событий, реально происходящих в небесном плане. В нем изображается воцарение некоторой божественной фигуры, которая получается власть от Всевышнего. Большинство версий исторического происхождения сюжета видения Дан 7, равно как многие толкования этого видения, существовавшие в традиционной иудейской и христианской экзегетике, непосредственно связаны именно с буквальным пониманием картины, изображенной в Дан 7. С другой стороны, толкование видения само по себе предполагает аллегорическое понимание этой картины – в нем Сын Человеческий оказывается только символическим изображением «святых Всевышнего» или «народа святых Всевышнего», а весь мифологический сюжет превращается в изображение пророческого сна, предсказывающего будущие исторические события.

Вероятно, книга Даниила находится на той стадии исторического развития еврейской мысли, когда буквальное восприятие мифологических сюжетов сочеталась с их активной аллегоризацией и историзацией. Равным образом, имел место и обратный процесс мифологизации сюжетов, первоначальной не имевших мифологического содержания. Так, написанный примерно в одно время с книгой Даниила Апокалипсис Животных изображает «пастырей», которым Бог поручает пасти овец, и губивших их в большем числе, чем было определено свыше (Ен 89). Очевидно, что в данном случае речь идет о переосмыслении вполне конкретно-исторического пассажа книги Иезекииля (Иез 34) в свете мифологического сюжета об ангелах, под управление которых Бог на определенное время отдает народ Израиля. Равным образом, в самой книге Даниила архангел Михаил мыслится как патрон и будущий спаситель еврейского народа (Дан 12, 1). С другой стороны, изображенные в Дан 7 четыре чудовищных животных, выходящих из моря, очевидным образом символизируют четыре мировые империи – Вавилон, Мидию, Македонию и царства диадохов. Очевидно, что соотнесение мировых империй с животными аналогично их соотнесению с частями огромной статуи в Дан 2 (Дан 2, 38-43) – в обоих случаях они являются аллегорическим обозначение мировых держав и за ними не стоит никакой небесной, мифологической реальности. Аналогичные колебания возникают и в Дан 8. Там символизирующий нечестивого царя «небольшой рог» нападает на «воинство небесное» и сбрасывает с небес символизирующие его звезды (Дан 8, 10). Традиционная экзегетика и многие представители научной библеистики отождествляли звезды, на которые нападает «небольшой рог», с праведными иудеями, преследуемыми Антиохом Епифаном

Таким образом, мы можем заключить, что «Ветхий днями», обозначающий Бога, очевидным образом существует за пределами сна пророка Даниила. При этом четыре животных являются чисто символическими образами и не существуют за пределами пророческого сна – а центральный в Дан 7 образ Сына Человеческого может получать принципиально разные интерпретации. Мы наблюдаем постоянную смену этих интерпретаций всю историю изучения книги Даниила – начиная от христианской и иудейской экзегетики до современной научной библеистики

Исследование образа Сына Человеческого в книге Даниила очевидно будет продолжаться и далее – несмотря на обилие научной литературы, посвященной данной проблеме