ЯЗЫКОВЫЕ ЧЕРТЫ РЕЧИ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ СЕВЕРА УДМУРТИИ (ФОНЕТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ)

Русские говоры Удмуртии относятся к северно-русскому наречию, так как территория современной Удмуртской Республики заселялась преимущественно выходцами из северных русских земель. Одними из таких выходцев являются старообрядцы.

Защитники старой веры шли на восток по труднодоступным местам, оседая постепенно в глухих лесах, в том числе и в Верхокамье. Так образовывались новые деревни и села. Так, например, появилась деревня Степаненки, которая существует и по сегодняшний день.

Деревня расположена в 15 км от села Кулига и в 50 км от поселка Кез – ее районного центра. До 1962 года, то есть до создания Кезского района, д. Степаненки и близлежащие к ней деревни входили в состав Карсовайского района, одного из крайних северо-восточных районов Удмуртской АССР. Северная половина его непосредственно прилегала к истокам реки Камы и географически относилась к обширному Верхокамью.

В диалектологической литературе имеются отдельные сведения о русских говорах Верхокамья. Так, в некоторых работах середины – второй половины XX века встречаются замечания о  местных говорах. Например, В.Ф. Барашков отмечал, что «верхнекамские говоры не могут быть отнесены к числу типичных «вятских говоров», что определенная часть современного русского населения этой местности исторически формировалась в результате взаимодействия различных этнических групп»

В монографии Л.П. Смоляковой, посвященной формированию системы русских говоров на территории Волго-Камья, описывается фонетическая система как наиболее устойчивая и менее подвижная по сравнению с лексикой и грамматикой

Известный дореволюционный диалектолог и этнограф Д.К. Зеленин, занимавшийся изучением русских говоров Вятской губернии, писал в одной из статей: «Вятская губерния велика. В ней живут вятчане и невятчане. Сарапульцы, елабужцы, кайгородцы, зюздинцы – не вятчане, а пермяки, пожалуй, даже сибиряки… у всех этих невятчан говор не вятский…»

Статистик Н.Н. Романов, рассматривая вопрос о росте населения Вятской губернии, указывал: «Верхокамский край прежде водворения в нем русских заселен был пермяками, но большая часть их совершенно слилась с русскими…»

Такие замечания встречаются и у других авторов, в той или иной степени касавшихся вопросов истории и этнографии верхокамского населения.

Вместе с тем они вызывают вполне оправданный интерес как к процессу исторического формирования верхокамского русского населения, так и к русским говорам данного территориального локуса, которые могут быть исследованы, например, в плане выявления историко-языковых процессов, способствующих их формированию.

Культурно-исторический метод в представлении сведений из истории расселения носителей наречия, предваряющей исследование диалектных явлений в фонетике конкретного говора, с помощью методов описания, наблюдения и сравнения позволили выявить и проанализировать типичные примеры как диалектного вокализма, так и  особенности консонантизма.

История языка не может изучаться в отрыве от истории народа – носителя языка. Поэтому важно отметить, что заселение северной половины Карсовайского района предками значительной части современного населения осуществлялось в основном на протяжении XVIII века и шло по реке Каме, в направлении ее истоков.

Старожилы обследованных селений до сих пор сохраняют в памяти предания о том, что их предки шли в сторону современного Карсовая, поднимаясь вверх по Каме и постепенно расселяясь на территории, прилегающей к истокам реки. Судя по местным преданиям, наиболее древние из числа существующих здесь селений были основаны около 300 лет назад.

Местные предания о времени заселения рассматриваемой территории находят определенные подтверждения в трудах Н.Н. Блинова. Основываясь на рассказы старожилов, он пишет: «В Карсовайский приход первые переселенцы пришли в половине XVIII века, большей же частью в 1780-1800 гг., как можно заключить из рассказов старожилов»

Блинов также утверждает, что «первые поселенцы» пришли в места современной северной части Удмуртии с «прежних зюздинских мест».

Приведенные им факты служат свидетельством того, что история заселения данной территории связана с историей освоения и заселения вообще верховьев Камы.

Следует отметить, что предки наиболее древнего слоя современных жителей северной части Удмуртии проживали в Верхокамье во времена более ранние, чем началось освоение и заселение обследуемой территории.

Так, В.Ф. Барашков, изучив архивные данные, утверждает, что фамилии Макаровых, Савиных, Некрасовых, Власовых, Бузмаковых, Ведерниковых, Варанкиных и др., распространенные и в настоящее время в северной части Удмуртии, были широко представлены в первой половине XVIII века на территории центральной части Зюздинского (в настоящее время – Афанасьевского) района Кировской области

Все сказанное дает основание считать, что заселение северной части Удмуртии предками древнейшего слоя современных жителей осуществлялось с XVIII в. и шло со стороны Зюздина, т.е. современной Кировской области.

Учитывая тот факт, что Верхокамье с древнейших времен было заселено представителями финно-угорских народностей, естественно учеными выясняется: к каким этническим группам относились предки современных жителей таких сел и деревень, как Карсовай, Кулига, Степаненки, Сергино и др.

Священник, краевед Н. Блинов утверждал, что большая часть современного ему населения Карсовайского прихода принадлежала к коми-пермяцкой народности и приводил данные о его количественном составе, указывая, что «из 2144 человек, населявших в 60-е годы XVIII века рассматриваемую местность, 2067 относилось к коми-пермяцкой народности и лишь 77 человек являлись русскими»

А. Иванов, который совершил в 1780-х годах путешествие по Каме и описал Верхокамье, указывал на то, что «основатели обследованного села Сергино, предки современных его жителей – Макаровых, Савиных, Некрасовых – были по преданию из Хариной – деревни Зюздинского района»

Деревня Киршонки и село Сергино – старейшие населенные пункты, выходцами из них основаны многие селения северной части Удмуртии (д. Митино, д. Кирино и др.).

Следует также отметить, что уже в 1925 году этнограф А.Ф. Теплоухов писал, что «в Глазовском уезде коми-пермяки проживают в Верховьях Камы, в так называемом Зюздинском крае и в прилегающем к нему с юго-запада Карсовайском (Понинская, Карсовайская, Юсовская, Люкская волости)» 

Данные об исторической связи русского населения северной части Удмуртии с народностью коми находят подтверждение и в ряде других факторов, например, наиболее распространенные фамилии современных жителей рассматриваемого края совпадают с не менее распространенными фамилиями жителей Афанасьевского района Кировской области, части Зюздинского района, где и сейчас сохраняется коми язык. А жители сел Карсовай и Сергино, деревень Степаненки и Киршонки рассказывали о старинных связях с зюздинскими коми.

Таким образом, большую часть бывших жителей северной части рассматриваемой нами территории необходимо признать исторически относящимися к коми-пермяцкой народности, перешедшими на русский язык «в результате длительных культурно-экономических связей с русскими и вместе с тем часть древнейшего населения этой местности исторически формировалась в результате этнического смешения коми с русскими»

Появление русских на Верхней Каме и в Приуралье относится к раннему периоду: в конце XV в. территория Великой Перми уже была в составе русского государства.

К половине XVI века относится основание г. Кайгорода, который, став к концу XVI века центром Кайгородского уезда, вскоре превратился в важный торговый пункт, так как находился в месте соединения торговых путей, шедших в Приуралье и в Сибирь со стороны Великого Устюга, Вологды и Вятки. Через Кайгород в конце XVI – начале XVII века двинулись значительные массы русских людей, переселявшихся и бежавших не только в Пермскую землю, но и на Урал, а также в Сибирь

Позднее, в XVIII веке, постепенно расселяясь со стороны Кайгорода (в настоящее время – с. Кай) и Зюздина в сторону истоков Камы, верхокамское население заняло и всю северную часть бывшего Карсовайского района. При этом в числе первых поселенцев на указанной территории последнего были, надо полагать, как коми-пермяцкие, удмуртские, по-видимому, уже знавшие русский язык, так и смешанные семьи. Количество смешанных семей, возможно, в первый период освоения этой территории было невелико, но сам факт их наличия не представляет сомнений. Л.П. Смолякова отмечает: «Русские, приходя из различных мест в Волго-Камье, вступали в весьма сложные отношения с местным населением, что не могло не найти отражения в русских волго-камских говорах… Тюркский языковой субстрат в фонетике русских говоров Волго-Камья отсутствует. Поэтому, говоря об иноязычном фонетическом субстрате на данной территории, практически имеем в виду только финно-угорские говоры»

Так, в д. Степаненки, один из старожилов Т.В. Казаков рассказывал, что предок фамилии Казаковых, широко распространенной в Верхокамье, служил казаком у купцов Строгановых, но затем бежал в Кайгород, где женился на коми-пермячке. Уйдя с женой из дома ее отца, он поднялся вверх по реке Каме и основал в лесу починок. Потомками его была основана позднее и деревня Степаненки.

В начале XIX века, по сведениям Н. Романова, «происходит усиление притока русского населения в верховьях р. Камы»

Приток русского населения в Верхокамье, происходивший в начале XIX века, способствовал усилению связей с ним местного населения как в культурно-экономическом, так и в родственном отношениях.

Значит, XIX век явился периодом довольно интенсивного распространения русского языка на описываемой территории и, таким образом, периодом окончательного оформления всех групп древнейшей части населения как населения русского.

Основные диалектные явления в фонетике русского говора  д. Степаненки

По характеру вокализма описываемый говор относится к числу тех северных русских говоров, для которых характерно следующее:

1. состав и качество гласных фонем в сильной позиции ударного слога (не между мягкими согласными) являются такими же, что и в русском литературном языке; здесь отсутствуют особые фонемы о-закрытое и э-закрытое, встречающиеся в ряде севернорусских говоров;

2. гласные фонемы различных безударных слогов в количественном отношении лишь незначительно отличаются от соответствующих гласных ударного слога и по существу не различаются в этом отношении между собою;

3. степень употребительности отдельных гласных и связанное с этим общее своеобразие вокализма говора определяются с изменениями гласных в зависимости от соседних твердых и мягких согласных.

К ярким диалектным явлениям вокализма говора можно отнести следующие:

1. Изменение гласного [‘а] в [‘э] между мягкими согласными под ударением: [п’э́т’] (пять), [пр’э́с’] (прясть), [оп’э́т’] (опять), [з’э́т’] (зять), [вз’э́т’] (взять), [м’э́т’] (мять) и т.д.

2. Употребление в соответствии с древнерусским Ѣ (ять) гласного [‘и] в  ударных и предударных слогах перед мягкими согласными: [л’и́н’] (лень), [в’и́т’ир] (ветер), [д’ил’а́нка] (делянка), [п’и́т’ п’и́с’н’и] (петь песни) и т.д.

В положении перед твердыми согласными и на конце слов употребляется в соответствии с древнерусским Ѣ (ять) гласный [‘э]: [б’э́лой], [д’э́ло], [по вод’э́], [хл’э́п], [б’э́ды], [л’э́с], [б’э́гал], [по р’эк’э́]  и др.

3. Оканье, т.е. различение гласных [о] и [а] в безударных слогах: [вода́], [сосна́], [похорон’и́ла], [посыла́ла], [сарафа́н], [сама́], [забо́р], [капу́ста] и др.

Гласный [о] сохраняется в безударном начальном слоге в приставке роз- (рос-), в корнях -роб- и -рост-: [розда́ван], [роска́тыват], [робо́та], [рос’т’о́т] и др.

Сохранение гласного [о] в безударном начале слова: [онто́шка], [окс’и́н’а], [ол’экс’э́й] и др.

Лексикализовавшиеся случаи употребления гласного [о] в соответствии с литературным [а]: [стока́н], [кроп’и́ва], [торока́н], [корма́н], [коло́ша] и др.

4. Редкое употребление гласного [у] вместо [о] в предударных слогах между твердыми согласными, когда один из последних является губным или заднеязычным: [пушто́], [пужа́луста], [кус’т’у́м] и др.

5. Факультативное еканье на месте этимологического [а]: [вз’эла́], [пл’эса́т’], [пр’эду́т] и др.

6. Сохранение качества гласного [э] в предударных слогах перед твердыми согласными на месте этимологического [э]: [с’эстра́], [зап’эрла́], [бр’эвно́], [св’экро́фка], [б’эру́] и др.

В указанном положении отмечены единичные случаи замены [э] гласным [о]: [д’оржа́л], [с’т’опан’о́нк’и], [ф-с’о́л’э], [кот’оло́к] и др.

7. Распространение в предударных слогах после отвердевших шипящих гласного [о] как перед мягкими, так и перед твердыми согласными: [жона́], [пшоно́], [жолто́к], [ж-жоно́й], [шосто́й], [к-жо́н’э], [к-шос’т’и́] и др.

8. Употребление гласного [о] в заударном конечном открытом слоге у существительных среднего рода единственного числа в именительном и винительном падежах: [по́л’о], [воскр’эс’э́н’н’о], [св’ида́н’н’о] и др.

В области консонантизма также встречаются диалектные особенности.

Устойчивые фонетические явления, встречающиеся в речи всех диалектоносителей:

1. Взрывное образование заднеязычной звонкой фонемы [г]: [го́т], [го́рот], [б’э́гат] и др.

2. Твердость переднеязычных небно-зубных [ж] и [ш], [жж] и [шш]: [жэнска́], [машы́ны],  [шы́пко], [та́шшыт], [вижжы́т], [бол’шу́шша], [я́шык] и др.

3. Твердость конечных губных согласных: [кро́ф], [го́луп], [с’’э́м] и др.

4. Упрощение групп согласных [ст]  и [ст’] на конце слова: [ста́рос’], [м’э́снос’], [одда́с] и др.

5. Произношение местоимения «что» как [ч’о́].

Устойчивые фонетические явления, встречающиеся в речи людей старшего поколения:

1. Мягкость аффрикат [ц] и [ч’] и смешение их в употреблении: [на у́л’ич’у], [ку́р’ич’а], [м’э́л’н’ич’а], [от’э́ч’], [ч’эд’и́лка], [гу́б’нич’а], [ч’ид’и́т’]и др.

2. Факультативная шепелявость мягких свистящих [с] и [з]: [с’’э́но], [с’’и́но], [з’’э́т’], [воз’м’и́] и др.

3. Замена фонемы [х] фонемой [ф] в ряде слов: [ф’иру́рк], [фу́тор], [фул’ига́н], [фо́с] и др.

4. Отсутствие в начале слов перед губными и переднеязычными согласных [в], [ф] и [м]: [но́го] (много), [м’и́с’т’э] (вместе), [с’’а́ко] (всяко) и т.п.

5. Вставка [т] между [с] и [р] при стечении двух последних согласных внутри слова: [стра́зу], [стру́п] и др.

6. Устойчивое сохранение в ряде слов на месте согласных [ж] и [д] сочетания [жд]: [урожда́й], [обижда́л’и] и др.

7. Фссимиляция [j’] (йот) с предшествующим согласным: [п’ит’т’о́], [собра́н’н’о], [пла́т’т’а] и др.

Таким образом, в области фонетики можно выделить те явления, которые сохраняются лишь в речи старшего поколения («маргиналии»), т.е. уходящие в прошлое, и явления, которые мы называем «устойчивыми»; это: оканье, еканье, отвердение мягких губных на конце слова, утрата интервокального йот, упрощение групп согласных [ст], [с’т’] на конце слова, твердость обычных шипящих.

Заселение северной части Карсовайского района происходило в основном на протяжении XVIII века и шло со стороны Зюздина – из мест, где значительная часть населения в то время относилась к коми-пермяцкой народности. Исторически часть предков, быть может, даже большая, древнейшего слоя современных русских жителей описываемых территорий, по-видимому, также восходит к коми-пермяцкой народности.

Наряду с коми-пермяками, в XVIII веке северная половина Карсовайского района заселялась в какой-то степени этнически смешанным населением, возникающим в результате прочных связей между проживавшими там коми, удмуртами и русскими переселенцами со стороны Вологды и Вятки, имевшимися уже с конца XVI – начала XVII веков.

Процесс формирования всех групп древнейшего слоя современных русских жителей северной половины Карсовайского района как населения русского в основном был завершен ко 2-ой половине XIX века, когда произошло еще усиление культурно-экономических и родственных связей местного населения с русскими переселенцами, приток которых увеличивался в начале XIX века со стороны центральных уездах бывшей Вятской губернии.

По данным исследователей-историков  процесс формирования русского населения на территории современных Балезинского, Глазовского, Кезского районов Удмуртии был завершен в основном во второй половине XIX века.

Представленные итоги исследования произносительных форм фонетических диалектизмов указанной местности продолжают изучаться в научном и методическом аспектах,