ЯЗЫКОВАЯ И КУЛЬТУРНАЯ РЕЦЕПЦИЯ ФРАЗЫ Н. ХОМСКОГО ‘COLORLESS GREEN IDEAS SLEEP FURIOUSLY’ (НА МАТЕРИАЛЕ ЗАГОЛОВКОВ И НАЗВАНИЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ)

Введение

Богатая дискурсивная судьба фразы Н. Хомского Colorless green ideas sleep furiously (далее, для краткости, фраза Хомского) довольно редко привлекает внимание лингвистов, и в настоящий момент нельзя говорить о том, что наука располагает целостным представлением о функционировании этой фразы в различных дискурсах. Анализ данного языкового материала представляет научную ценность, поскольку он позволяет выявить формы и способы освоения культурой и различными дискурсами перферийных (бессмысленных и, шире, аномальных) высказываний.

С одной стороны, это представляется важным для осмысления структуры коммуникации, которая, по нашему мнению, не сводится к простой передаче информации и подчиняется такому принципу, как «презумпция осмысленности» [2]. В соответствии с этим принципом интерпретатор сообщения, чтобы исключить вмешательство искажающих факторов (шума, собственного непонимания, ошибок и небрежности автора высказывания), исходит из осмысленности этого высказывания, что в отдельных случаях приводит к переоценке и нахождении смысла там, где он изначально отсутствует.

С другой стороны, заслуживают внимания формы, в которых осуществляется закрепление неконвенциональных высказываний в языковой культуре. Простое повторное воспроизведение неконвенциональных высказываний представляет собой самую простую форму такого закрепления; в более сложных случаях неконвенциональные высказывания семантизируются (то есть рассматриваются как осмысленные), обособляются от своего первоначального контекста и подвергаются более или менее значительным формальным трансформациям, которые способствуют адаптации этих высказываний к текущему контексту и/или системе языка. Нам уже приходилось останавливаться на аналогичном материале в связи с рецепцией стихотворения «дыр бул щыл…» А. Е. Крученых [1], хотя в последнем случае механизмы рецепции являются принципиально иными в силу более значительного отклонения исходного материала от языковой системы.

Формы культурно-языковой рецепции фразы Хомского довольно многообразны, и их полноценный обзор вряд ли может быть объектом отдельной статьи. Поэтому в данной работе будут проанализированы формы и механизмы рецепции фразы Хомского в контексте заголовков и названий произведений искусства.

Методы и принципы исследования

Для анализа трансформаций фразы Хомского применялись методы лексического и синтаксического анализа. Поскольку использование фразы Хомского часто осуществляется в рамках полемики, а иногда вообще не соотносится напрямую с контекстом ее появления, существенную роль в ходе исследования играл контекстуальный анализ, а также анализ аргументации. Все указанные методы в комплексе позволяют охватить основные особенности избранного речевого материала и осуществить его адекватный и исчерпывающий анализ.

Основные результаты

Одним из самых частотных случаев воспроизведения фразы Хомского, сопровождаемого ее трансформациями, является контекст заголовка. В собранном материале все заголовки принадлежат научным статьям. Рассмотрим несколько характерных примеров.

Так, в заголовке статьи известного психолога Ховарда Гарднера «Green Ideas Sleeping Furiously» [12] фраза Хомского представлена в трансформированном виде: во-первых, опущено прилагательное colorless, во-вторых, фраза приведена к номинативной конструкции, более подходящей для заголовка. Данная статья представляет собой обзор трех книг «The Language Instinct» С. Пинкера, «Beyond Modularity: A Developmental Perspective on Cognitive Science» А. Кармилофф-Смит и «Acts of Meaning» Дж. Брунера. Первая книга написана одним из последователей Хомского; вторая книга развивает идеи о роли обучения в усвоении языка, высказанные таким оппонентом Хомского, как Ж. Пиаже; наконец, третья книга посвящена нарративному подходу к изучению человеческой психики. Несмотря на идейные различия, все три книги оцениваются Х. Гарднером как проявления преодоления бихевиоризма Б. Ф. Скиннера — тенденции, основоположником которой, по мнению автора, является Н. Хомский. В завершение статьи автор высказывает надежду на развитие и объединение трех столь непохожих подходов, учитывающих творческую природу человека. Мы имеем дело с «зелеными», то есть еще недостаточно оформленными, идеями, которые, тем не менее, просятся к выражению, то есть «спят яростно». Фактически автор прибегает к метафорическому осмыслению словосочетания green ideas, которое типично для многих версий семантизации фразы Хомского.

С лексической трансформацией мы сталкиваемся в заголовке статьи П. Норвига «Colorless green ideas learn furiously» [16]. Данная отсылка к фразе Хомского носит полемический характер: автор статьи убедительно показывает преимущества вероятностных и статистический моделей по сравнению с моделью Хомского. Как известно, Хомский всегда был противником статистических и вероятностных моделей языка, так как они, по его мнению, не способны моделировать языковую компетенцию. И фразу Colorless green ideas sleeps furiously Хомский придумал как пример предложения, которое никогда не встречалось в опыте ни одного носителя английского языка, а следовательно, не может быть предсказано статистической или вероятностной моделью [9, С. 16]. Однако, как указывает П. Норвиг, именно эти модели, в отличие от трансформационной грамматики Хомского, получили широчайшее практическое применение за пределами теоретической лингвистики.

П. Норвиг приводит аргументы, доказывающие, что фраза Хомского не является препятствием для математических моделей языка. Эти модели, вопреки мнению Хомского, способны выявлять грамматичность фраз вроде придуманной Хомским (даже если они действительно сталкиваются с ними впервые) и предоставлять дополнительные результаты, на которые модель Хомского не способна (например, определять степень грамматичности, не ограничиваясь ответами «да/нет»). К тому же, как указывает автор, отдельные сочетания слов, входящих в фразу Хомского (green ideas, colorless green, ideas sleep), фиксируются в корпусах английского языка в текстах, созданных задолго до создания этой фразы [16, С. 32].

Наконец, согласно П. Норвигу, язык представляет собой динамичную систему, которая в силу ее природы может быть адекватно описана только вероятностными моделями [16, С. 33]. Будучи единожды созданной, эта фраза автоматически должна стать материалом корпуса, на основе которого происходит обучение нейронных сетей. Более того, сама эта фраза — особенно в силу ее известности и воспроизводимости — в определенной степени трансформировала компетенцию носителей не только английского языка, но и других языков, на которые эта фраза была переведена.

В этом контексте особое осмысление получают компоненты фразы. Основным смыслопорождающим механизмом в заголовке статьи становится замена глагола to sleep глаголом to learn, который оказывается отсылкой к моделям машинного обучения. Соответственно переосмысляются и другие компоненты фразы: словосочетание colorless green ideas становится маркером, отсылающим к идеям и методам трансформационной грамматики, а предикативную группу learn furiously, в которую входит наречие, присутствующее в фразе Хомского, можно переосмыслить как указание на беспрецедентную успешность и эффективность вероятностных и статистических моделей.

В трансформированном виде фраза Хомского представлена в заголовке статьи «How Furiously Can Colorless Green Ideas Sleep? Sentence Acceptability in Context» Дж. Х. Лау и соавторов [15]. В этой работе излагаются результаты эксперимента, в котором фразы с разной степенью правильности (well-formedness) и грамматичности (grammaticality) предъявлялись испытуемым как вне контекста, так и в контексте. Согласно выводам авторов статьи, приемлемость или неприемлемость конкретных фраз, а также их интерпретируемость в значительной степени определяется тем, известен ли контекст, в котором эти фразы были употреблены. Кроме того, в статье предлагается основанная на нейронных сетях математическая модель, которая позволяет формализовать влияние контекста на восприятие отдельных фраз.

Фраза Хомского в заголовке претерпевает двойную лексико-синтаксическую трансформацию, которая заключается во введении модального глагола can и преобразовании утвердительного предложения в вопросительное, сопровождающемся изменением порядка слов. При этом мы имеем дело с вопросительной конструкцией, в которой наречие furiously акцентируется при помощи вопросительного наречия how и выносится на первый план.

Примечательно, что статья не содержит ни упоминаний имени Н. Хомского, ни даже упоминания его знаменитой фразы, которая в трансформированном виде вынесена в заголовок. По всей видимости, заголовок может быть мотивирован тем фактом, что в статье обсуждается влияние контекста на восприятие правильности отдельной фразы, то есть осуществляется выход за пределы отдельного предложения, в которых традиционно действовала трансформационная грамматика. Такое решение позволяет авторам непосредственно продемонстрировать на материале заголовка зависимость восприятия фразы, в том числе аномальной, от контекста (в данном случае зависимость восприятия заголовка от контекста статьи).

В заголовке статьи Д. Бэйда «Colorless green ideals in the language of bibliographic description: Making sense and nonsense in libraries» [4] используется лишь первая часть предложения, придуманного Хомским, причем слово ideas (‘идеи’) заменяется словом ideals (‘идеалы’). Отсылка к высказыванию Хомского в контексте статьи, посвященной автоматизации составления каталогов в библиотеке, актуализирует изначально заложенную в эту фразу бессмысленность. Согласно аргументации автора статьи, автоматизация создания библиографических описаний ведет к обессмысливанию библиотечного каталога. Из-за перекладывания задач, традиционно исполняемых специалистами-библиотекарями, на поставщика и привлечения к работе некомпетентного персонала библиотечный каталог превращается в усредненный продукт для усредненного пользователя.

Приведенные примеры не исчерпывают всех случаев использования фразы Хомского в качестве основы для заголовков. Поэтому, не вдаваясь в детали, упомянем статьи «Colorless green recurrent networks dream hierarchically» К. Гулордава и соавторов [13] и «Colorless Green Photographs» Дж. Бэйтса [6]. Особняком в этом ряду стоит заглавие посвященной наследию Н. Хомского статьи Р. С. Бервика «Revolutionary New Ideas Appear Infrequently» [7], которое, будучи осмысленным, точно повторяет синтаксическую структуру фразы Хомского. Однако в действительности это точное воспроизведение другой фразы Хомского, которую он противопоставляет фразе Colorless green ideas sleep furiously (см., например, [10, С. 35]).

Фраза Хомского фигурирует в эстетическом контексте, а точнее, в названиях художественных произведений. Прежде всего, здесь следует упомянуть название инсталляции «colorless green ideas sleep furiously» американской художницы Кэй Уитни, которая в настоящее время хранится в Музее искусств Сан-Антонио (США) [11]. Фразу Хомского в этом контексте следует рассматривать как попытку «визуальной интерпретации», то есть перевода в зрительный мысленный образ. Такую интерпретацию предлагает, например, Джон Л. Касти, описывая возможные образы, которые появляются в сознании при ее восприятии: «Визуально-ориентированный человек, слыша эту предложение, мог бы начать видеть странные, неопределенные образы зеленоватого оттенка, извивающиеся, подобно спящему, который извивается и ворочается бессонной ночью» [8, С. 12]. Возможность визуализации образа, содержащегося в высказывании, вряд ли следует считать полноценной интерпретацией. Однако нельзя отрицать и то, что возможность визуализации является важной составляющей интерпретации.

Фрагмент фразы Хомского — ее предикативная группа — используется в качестве названия документального фильма Гидеона Коппеля «sleep furiously» (2008). Название фильма можно интерпретировать как повелительное предложение (и соответственно, перевести как спи яростно). Однако косвенным подтверждением того, что мы имеем дело с усеченным фрагментом фразы Хомского, является написание названия фильма со строчной буквы: с определенной долей вероятности это показывает, что мы имеем дело не с самостоятельным предложением или названием, а с его фрагментом.

Фильм повествует о жизни приходящей в упадок и фактически находящейся на грани гибели сельской общины. В этом контексте противоречие между двумя словами из фразы Хомского, вынесенными в заголовок (сон вряд ли может быть яростным), неожиданным образом снимается: внешне безмятежная община спит, но это лишь видимость, и перед лицом гибели община может проснуться. Это подтверждается текстом, который зритель видит в конце фильма: It is only when I sense the end of things, that I find the courage to speak, the courage, but not the words (Только когда я чувствую конец вещей, я нахожу смелость говорить — смелость, но не сами слова). Императивная интерпретация названия фильма (спи яростно) получает подтверждение и может рассматриваться как призыв к возрождению.

Опущенная часть фразы Хомского colorless green ideas также вполне сочетается с сельской тематикой фильма. Не претендуя на полноту перечисления возможных ассоциаций, укажем, что прилагательное green отсылает к природе, естественной жизни вдали от цивилизации, прилагательное colorless — к безликому существованию общины, а ideas — к тем мыслям, которые вызываются состоянием общины и для выражения которых, как полагает автор фильма, должны быть найдены слова. Наконец, поскольку фильм повествует об острых социальных проблемах, в этом контексте, по всей видимости, актуализируется политическая активность Н. Хомского (впрочем, прямых перекличек с либертарианскими и анархическими взглядами Хомского в фильме нет, фильм ограничивается чистой художественной фиксацией медленного угасания общины).

Обсуждение

Фраза Хомского Colorless green ideas sleep furiously получила широчайшую известность. О ее популярности, далеко выходящей за пределы лингвистики, говорит тот факт, что она была включена в сборник крылатых выражений «Bartlett’s Familiar Quotations» [5], который, постоянно обновляясь, издается с 1855 года. Тем не менее, популярность этой фразы парадоксальна. В отличие от афоризма, эта фраза не выражает максимы, а следовательно, не может актуализироваться как стандартный способ емкой презентации некоторой истины или, например, в контексте аргумента к авторитету. В этом отношении заслуживает внимания вопрос о тех специфических формах, которые принимает ее рецепция.

Выходя за пределы материала, рассмотренного в данной статье, можно выделить три основных формы рецепции фразы Хомского. Во-первых, это простое ее цитирование в контексте передачи его идей или полемики с ними; такое цитирование фактически представляет собой ссылку на речевой акт, совершенный в прошлом. Во-вторых, фраза Хомского нередко инкорпорируется в тексты, преимущественно поэтические. Такая инкорпорация в большинстве случаев представляет собой частный случай семантизации данной фразы, то есть полемического приписывания ей осмысленности вопреки интенции ее автора. Традиция такой семантизации к настоящему моменту является довольно богатой [3, C. 165–173], [14]. При этом целесообразно различать тексты, которые были специально созданы, чтобы быть контекстом, в котором фраза Хомского приобретает осмысленность, и тексты, которые имеют самостоятельную ценность. Наконец, в-третьих, имеются примеры относительно свободного использования фразы Хомского в дискурсе, отдельные примеры которого были проанализированы в данной статье.

Есть лишь две причины, которые способны объяснить популярность этой фразы. Во-первых, это ее яркость и необычность: в силу того, что эта фраза изначально создавалась как пример грамматичного предложения, лишенного смысла, закрепиться в памяти носителей языка и узусе эта фраза может исключительно в качестве казуса, необычного случая. Во-вторых, закреплению этой фразы способствует убедительность, с которой она демонстрирует автономность грамматики по отношению к семантике, то есть выполняет ту функцию, которая изначально в нее заложена. Впрочем, последний момент представляет интерес только в специальном лингвистическом контексте, а потому вряд ли может объяснить широкую известность данной фразы.

Нельзя не отметить знаковый характер этой фразы. Р. С. Бервик [7, С. 177] сравнивает фразу Хомского с фразами, которые открывают «Анну Каренину» Л. Н. Толстого («Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему») и «В поисках утраченного времени» М. Пруста («Давно уже я привык укладываться рано»). Обе эти фразы отсылают к текстам, в которых они содержатся. В сознании лингвиста фраза Хомского непосредственно связана с его теоретическими идеями и, в частности, с книгой «Синтаксические структуры».

Осмысляя приведенные факты, можно сформулировать следующие закономерности. Во-первых, во всех случаях воспроизведения фразы Хомского сохраняется связь с исходным контекстом, и мы вправе говорить лишь о различиях в способе связи с этим контекстом (простая отсылка/полемика), а также в степени этой связи и ее существенности для понимания нового контекста. При этом смысловое наполнение (не всегда достаточно определенное) фраза Хомского получает в новом контексте, на который проецируются те или иные ее свойства и потенции, прежде всего, смысловые. В процессе инкорпорации в новый контекст может актуализироваться свойство, заложенное самим автором (ср. апелляцию к бессмысленности в заглавии статьи Дж. Бэйда), так и ее формальные или смысловые потенции, которые выходят за пределы исходного замысла (трактовка словосочетания green ideas как «незрелых» идей, словосочетания sleep furiously — как неявного существования чего-либо, что может проявиться, и т. п.).

Во-вторых, воспроизведение фразы Хомского в большинстве случаев сопровождается лексико-синтаксическими трансформациями фразы (ее сокращениями, изменениями синтаксической структуры и лексического наполнения), благодаря чему фраза Хомского оказывается связанной с новым контекстом. Впрочем, более существенным представляется то, что во всех случаях фраза творчески переосмысляется, с этой точки зрения ее формальные трансформации представляют собой лишь частный случай.

Заключение

Проанализированный материал показывает, что намеренно сконструированные аномальные фразы способны воспроизводиться в отрыве от первоначального контекста. Такое воспроизведение и закрепление фраз, не оправданное их смысловым содержанием, нуждается в осмыслении, поскольку вряд ли однозначно укладывается в существующие категории. Их функционирование в этих случаях нельзя сравнить с простым цитированием, предполагающим отсылку к акту высказывания в прошлом (‘Некто некогда сказал это’), — такого рода высказывания, обособляясь, могут получать иное осмысление в соответствии с новым контекстом и даже трансформироваться. По этой причине перспективным представляется рассмотрение таких случаев с точки зрения теории интертекстуальности. С другой стороны, хотя аномальные фразы функционируют как целостности, это явление вряд ли можно сравнить с фразеологизацией: если формальное варьирование структуры в определенных пределах не противоречит фразеологизации, то отсутствие устойчивого смысла этому процессу явно не соответствует.

В более широкой перспективе проанализированный материал также показывает, что способы инкорпорации аномального высказывания в новые контексты определяется его формально-грамматическими свойствами, а точнее, конкретными свойствами, в которых оно отклоняется (или не отклоняется) от конвенциональных языковых форм. Особенно хорошо это видно при сопоставлении проанализированного материала с рецепцией стихотворения «дыр бул щыл…» А. Е. Крученых, где в силу большей степени отклонения исходного речевого материала от языковых норм преобладают словообразовательные и морфологические модели и трансформации морфофонетики, ср. примеры из поэтической речи: наевшись дырбулщей по аналогии с родительным падежом существительного щи, деепричастие дырбулща по аналогии с трепеща и т. п. (подробнее см. [1]). Разумеется, для адекватных обобщений необходимо осмысление широкого ряда разнородных фактов такого типа.

Наконец, вряд ли может вызывать сомнения, что аномальные фразы, получив по тем или иным причинам широкую известность, оказывают определенное воздействие если не на языковую систему, то на узус и отдельные дискурсы, а также коллективную компетенцию носителей языка и их представления о допустимом и недопустимом в речи. При этом сам факт проанализированных творческих трансформаций является манифестацией воздействия периферийного языкового материала на дискурсивную практику. На этот момент обращает внимание Дж. Бэйтс: фраза Хомского в силу ее стандартности для лингвистики «стала одновременно более вероятной и более осмысленной, хотя и не таким образом, который делает ее поддающимся стандартному анализу» [6]. Это, в частности, позволяет поставить вопросы о статусе подобного речевого материала в контексте языковой культуры и о природе осмысленности, которая характеризует периферийный и, прежде всего, бессмысленный речевой материал, усвоенный языковой культурой.