НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ МЕТАКОММУНИКАТИВНЫХ ИЗВИНЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ ВЫРАЖЕНИЯ ПРОСТИТЕ ЗА ТАВТОЛОГИЮ)
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ МЕТАКОММУНИКАТИВНЫХ ИЗВИНЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ ВЫРАЖЕНИЯ ПРОСТИТЕ ЗА ТАВТОЛОГИЮ)
Аннотация
В статье представлены результаты исследования, посвященного распространенному в современной речи устойчивому выражению типа простите за тавтологию, которое выполняет функцию регуляции речевого поведения. Интерес к данному выражению вызывает причина, по которой поводом для извинений становится именно тавтологическая ошибка. Исследование направлено на поиск языковых и внеязыковых условий использования данного выражения. С этой целью описываются структурные, типологические и прагматические особенности данного выражения. Выявленные языковые факты свидетельствуют о том, что регуляция речевого поведения носит не только языковой, но и психологический характер, поскольку коммуникант реализует актуальную для него в процессе коммуникации потребность в соблюдении социальных норм.
1. Введение
Дефектность собственной речи может по-разному восприниматься говорящими и пишущими. В некоторых случаях ненормативное словоупотребление вызывает у автора высказывания «напряжение», которое нарушает автоматизм речевых действий и растормаживает метаязыковое сознание. Так появляются рефлексивы, то есть метаязыковые высказывания по поводу слова или выражения, чьей функцией является регуляция речевого поведения, которая, в свою очередь, работает на более глобальную цель – успешную коммуникацию.
Корпус рефлексивов, будучи открытой системой, постоянно пополняется новыми вариантами, часть которых закрепляется в речевой практике и претендует на статус устойчивых выражений. К этому разряду речевых единиц относится рефлексив в виде извинения за определенную речевую ошибку – простите за тавтологию. Об устойчивом характере выражения свидетельствуют данные Национального корпуса русского языка, согласно которым основным видом взаимодействия существительного тавтология является сочетаемость с глаголами простить, извинить. О распространенности исследуемого выражения можно судить по частотности примеров предложного управления глагола простите существительным тавтология в газетной речи: коллокация простите за тавтологию занимает второе место после словосочетания простите за каламбур.
Исследовательский интерес к данному выражению вызывает причина, по которой поводом для извинений становится именно тавтологическая ошибка.
Основная стратегия исследования заключается в поиске языковых и внеязыковых условий использования говорящими и пишущими данного выражения. Для решения поставленной задачи были описаны структурные, типологические и прагматические свойства этого выражения. Помимо общенаучных методов исследования (наблюдение, описание), использовался метод лингвокультурологической интерпретации, основывающийся на соотнесении собственно языковых, прагматических и ментальных основ речи.
2. Обсуждение
В лингвистической прагматике извинение определяется как речевой акт, который используется в коммуникативной ситуации, когда человек, осознающий причинение какого-либо ущерба другому человеку, нанесенного поступком или словом, признается в своем проступке, сожалеет об отрицательных последствиях своего непредумышленного поведения и просит адресата о прощении. При этом ущерб может рассматриваться и как коммуникативная неудача, под которой понимается «полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, то есть неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего» .
Стандартной для русского языка грамматической формой извинительного речевого акта является императив прости(те), извини(те) или перформатив прошу прощения, извиняюсь в сочетании с предложной-падежной формой «за + сущ. в вин. п.» . Отличительным признаком исследуемого рефлексива является лингвистический термин тавтология, который относит его к определенному функциональному типу.
В классификации И. Т. Вепревой выражения типа простите за тавтологию входит в группу коммуникативных рефлексивов, которые осуществляют языковой контроль на уровне речепорождения, в отличие от концептуальных рефлексивов, возникающих на уровне речемыслительной деятельности . Основанием для оценки аномальности речи служит представление о хорошей, культурной речи в языковом сознании автора высказывания.
В рамках типологии извинений Р. Райтмар, которая строится на основе различия в причинах, вызывающих этот речевой акт, исследуемое выражение относится к «метакоммуникативным» извинениям. Необходимость в метакоммуникативных извинениях возникает в связи с допущенными речевыми оплошностями. Этот тип извинений (за «слова») противопоставлен «конвенциональным» извинениям (за нарушение установленных правил речевого поведения) и извинениям «по существу» (за причиненный ущерб) .
Типологические свойства исследуемого выражения указывают на то, что оно ожидаемо в ситуации, когда говорящий опознает в своем высказывании не соответствующее его представлению о хорошей, культурной речи словоупотребление и прерывает процесс порождения речи для того, чтобы дать понять адресату, что он заметил свою оплошность и принести извинения.
Приведенное описание типичной ситуации использования определяет условия функционирования ряда метакоммуникативных извинительных выражений: простите за (грубое, корявое, крепкое, некультурное) выражение / (невольный, неуместный) каламбур / грубость / мой французский / молодежный сленг / лагерный жаргон и т.п. Однако, оно не объясняет ограничение на появление выражений *прошу прощения за смешение паронимов / лексическую несочетаемость / синонимическую ошибку / плеоназм, – при том, что соответствующие ошибки весьма распространены в современной речи. В связи с этим имеет смысл обратиться к специфике самой речевой ошибки, ставшей поводом для извинения.
В лингвистике тавтологией принято называть семантически и стилистически неоправданный повтор в предложении одного и того же слова и / или однокоренных слов . Наряду с плеоназмом, тавтология является одним из видов словесной избыточности. Наиболее распространенная точка зрения относительно различий между понятиями тавтологии и плеоназма заключается в том, что плеоназм акцентирует внимание на дублировании смысла, а тавтология – на единстве формы (корня слова и всего слова) . При этом граница между понятиями не всегда четкая, что приводит к появлению терминов «плеонастическая тавтология» (однокоренные слова пересекаются по смыслу) и «неплеонастическая тавтология» (однокоренные слова выражают разные смыслы). В любом случае тавтология представляет собой полное или частичное совпадение слов по форме, что предполагает наличие маркера, дающего возможность легко опознать ошибку в потоке речи.
Помимо непреднамеренной тавтологии, то есть спровоцированной некомпетентностью говорящего, существует функциональная тавтология, которая инициируется авторским замыслом (ср. Писатель пописывает, а читатель – почитывает).
С точки зрения лингвистической науки, коммуникативная проблема тавтологии в случае непреднамеренной тавтологии связана или с информативной избыточностью, когда совпадение корней означает дублирование смыслов («покупатель купил», «теория текста изучает тексты»), или с тем, что повторение корней в словах с разным значением приводит к столкновению смыслов и затруднению в восприятии читателем и слушателем («на примере … можно найти много примеров …») .
Что касается носителей обыденного языкового сознания, то они рефлексируют по поводу проблемы тавтологии следующим образом: «Это ошибка речи, мозолящая глаз/ухо повторением однокоренных слов»; «Тавтологии не несут новой информации, поэтому для собеседника бесполезны. В связи с этим их использование не желательно для говорящего, т. к. это несколько неуважительно по отношению к собеседнику, а также ставит под сомнение культуру речи говорящего»; «Повторение одинаковых слов изрядно портит текст, вызывая ощущение навязчивости»; «Повторы захламляют текст и не несут дополнительной смысловой нагрузки, они не делают текст ярче, интереснее, насыщеннее»; «Употребление тавтологий крайне не желательно в речи, потому что затрудняет логическое восприятие речи, и просто является дурным тоном» , .
Как можно заметить, в рамках обыденного сознания критическое осмысление ошибки связано не столько с трудностью понимания тавтологических выражений, сколько с их малой информативностью («не несут новой информации»). При этом рациональная отрицательная оценка дополняется этической («это несколько неуважительно по отношению к собеседнику») и эстетической («мозолящая глаз/ухо»).
Такого рода метаязыковые комментарии могли бы считаться свидетельством в пользу наличия коммуникативного ущерба от тавтологической ошибки и реального повода для извинения, если бы говорящие последовательно выявляли в своей речи все дефекты, нарушающие ее информативность и чистоту, и извинялись за них. Однако на практике это условие не соблюдается, поэтому приведенные выше комментарии стоит оценить как декларативные высказывания. Значимое для восприятия свойство тавтологии заключается прежде всего в ее способности легко определяться по формальному признаку.
Дальнейший исследовательский поиск будет продолжен в сторону прагматики выражения с выходом на мотивы адресанта.
Сфера употребления выражения простите за тавтологию достаточно широка, его можно встретить внутри разных видов дискурсов:
- в устной речи: [Титов Михаил, муж, телеведущий] Что́/ на ва́ш взгля́д/ явля́ется ща́с гла́вной систе́мной пробле́мой а́а в систе́ме/ прости́те за тавтоло́гию/ в образова́нии;
- в публицистике: «Стадам дары свободы действительно не нужны, но зато стада прекрасно привыкают к Свободе, как привыкают, простите за тавтологию, и к Привычке»;
- в художественной литературе: «К чести Алексея Михайловича надо отметить, что и вожделел он как надо, и долг исполнял супружеский виртуознейшим образом, но половое воспитание – а главное, опыт Пупсика! – были так ничтожно малы, что оценить по достоинству его, простите за тавтологию, разнообразные достоинства она попросту ещё не могла)»;
- в научном стиле: «Повторяю, постоянно сознавать себя в актах мышления о предметах – любых – вне себя; «держать» это сознание, организовывать себя в качестве существующего существа (простите меня за тавтологию), которое является носителем каких-то утверждений о мире – это и есть то, что в философии после Декарта (хотя саму операцию проделал Декарт) стало называться трансцендентальным сознанием»;
- в интернет-коммуникации: «Безусловное принятие это, по сути, про увидеть суть, простите за тавтологию» .
Среди дискурсивных особенностей исследуемого выражения обращают на себя внимание следующие факты.
1) тематика речи не является существенным фактором для употребления выражения;
2) выражение используется не только в устной речи, где ошибки оправданы объективными трудностями речепорождения, но и в письменных регламентированных стилях, в которых действует запрет на речевые ошибки;
3) речевая задача, связанная с извинением за ошибку, накладывается на основную коммуникативную цель и тем самым ее усложняет;
4) адресантами высказываний выступают носители разных типов речевой культуры;
5) образ адресата в высказываниях четко не определяется;
6) выражение используется преимущественно в монологической речи;
7) в диалогической речи отсутствует практика ответной реплики на извинения за тавтологию.
Выявленные обстоятельства функционирования относят выражение типа простите за тавтологию к «беспричинным» извинениям, которые, по наблюдению Л. О. Чернейко, широко распространены в современной публичной речи. Особенностью таких «беспричинных» извинений становится то, что «извинительная функция высказывания уходит на второй план, если и вовсе не затемняется, а причина, мотивация извинительного акта уступает место цели», в результате чего «извинение обретает новый, неэтикетный статус, сближаясь с модальными словами по значениям и функциям» .
Довольно распространены примеры, когда извинение за тавтологию оказывается в препозиции по отношению к соответствующему обороту (В первую очередь потому, что она, извините за тавтологию, учит учиться самостоятельно ) или внутри него (Но я хочу сказать / что если некоторый формальный момент простите за тавтологию / оформить / то это будет неплохо ), то есть говорящий при формулировании мысли сознает, что совершает речевую ошибку, но не готов ее исправить. Такая ситуация свидетельствует о том, что контроль носит не только языковой, но и психологический характер.
На наш взгляд, описанные выше обстоятельства использования исследуемого выражения объясняются через теорию вежливости П. Браун и С. Левинсона, согласно которой коммуникация должна способствовать сохранению и поддержанию позитивного (соответствие социальным нормам) и негативного (право индивида на свободу действий и независимость от окружения) лица участников коммуникации . С учетом этой теории можно представить ситуацию использования исследуемого выражения следующим образом: коммуникант, допустивший ошибку по причине недостаточности навыков словоупотребления, легко опознавая ее по формальному признаку и не осмысляя степень ее коммуникативного ущерба, стремится сохранить позитивное лицо, то есть реализует актуальную для него в процессе коммуникации психологическую потребность в соблюдении социальных норм.
С этих теоретический позиций становится понятной возможность отрицательного отношения со стороны участников общения к извинению за тавтологию. В данном случае действует «запрет на потерю негативного лица», который иллюстрируется высказываниями: «Недавно на прицеле у меня оказалась эта фраза “простите за тавтологию”. Бессмысленная, паразитическая, банальная, вредная»; «Вот на прошлой неделе в среду на работе зам начальника по снабжению говорит: “...середина среды, извиняюсь за ...”. Что они хотят? Вот так и хочется сказать, нет, не извиняю я тебя за твою гребаную тавтологию. Бесит»; «Типа так принято извиняться, но от этих извинений текст еще тяжелее, чем без них»; «Тавтология не настолько это серьёзный дефект, чтобы извиняться. Ну ляпнул что-то и ляпнул. Будь мужиком, не извиняйся хотя бы) Сделай вид, что так их хотел сказать» , .
3. Заключение
Представленное в статье исследование, посвященное одному метакоммуникативному рефлексиву, позволяет увидеть проблему общего характера для дальнейшего изучения. Эта проблема связана с ситуацией, когда при общепринятом в лингвокультуре представлении о речевой норме запрет на ее нарушение может не совпадать у разных носителей языка, поскольку восприятие речевой ошибки может основываться на потребности сохранить либо позитивное, либо негативное лицо.