ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ОЛЬФАКТОРНОЙ ЛЕКСИКИ В ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ ШЕКСПИРА (НА ПРИМЕРЕ СОНЕТОВ)

Системные связи между словами всегда привлекали внимание лингвистов

М.В. Игнатович называет условия такого изменения «культурной адаптацией» и отмечает её высокую способность к формированию новых имплицитных смыслов. Автор пишет: «Вплетение особой лексики в художественную ткань произведения является мощным стилеобразующим приемом», а также «отражением особенностей культуры своей страны» его создателем

Объектом представленного исследования является поле одорологических единиц сонетов. Предметом рассмотрения стало имплицитное наращивание семантики, произошедшее за счет смены исторических эпох, экономических формаций, религиозной идеологии, а также перехода английского языка на качественно иной уровень по сравнению с оригинальным авторским. Цель статьи — определить лексико-семантический потенциал ольфакторных вкраплений в поэтическом дискурсе Шекспира на текущий момент развития английского языка.

Для достижения поставленной цели пошагово решаются следующие взаимозависимые задачи:

1) методами этимологического и компонентного анализа собрать словарную основу лексико-семантического поля (далее ЛСП) с ядерным компонентом «Smell» в английской языковой картине мира;

2) методом сплошной выборки выявить отрезки ольфакторного описания в сонетах;

3) методом контекстуального анализа выявить семантический радиус их применения;

4) методом интертекстуального анализа определить круг концептуальных метафор, формирующих ольфакторность в указанных стихотворениях;

5) методом интерпретационного анализа произвести выводное знание. Основной принцип исследования — принцип концептуального единства.

Практическая ценность предпринятого исследования заключается в том, что работа в русле стилистики декодирования и аналитического чтения позволяет воспитать вдумчивого читателя, способного к самостоятельному идейно-эстетическому анализу прочитанного. Глубокое проникновение в текст, использование не только эксплицитных основ, но привлечение широкого дополнительного материала способствуют как формированию Личности, так и собственно языка — как обратного воздействия искусства на жизнь общества. Подчеркнем, что «импликационал — важный фактор динамичности и адаптивности лексической системы языка, чутко реагирующий на открываемые человеческим познанием связи»

Тщательный компонентный анализ по группе словарей

1) категория оценки (приятный / неприятный запах): Положительная оценка зафиксирована лишь в 10% единиц изучаемого ЛСП; следовательно, английский язык имеет тенденцию сохранять в семантическом багаже слов именно отрицательную оценку запаха;

2) категория действия (интуитивного предвкушения / выискивания информации с приложением усилий);

3) категория аппарата действия (нос — как наиболее выдающаяся часть тела — коррелирует с любопытством / инструментом обнаружения);

4) категория «обозначение социального уровня носителя запаха» (пахнущие люди — ведущие маргинальный образ жизни / принадлежащие элите). Эта категория свойственна субстантивным именам прилагательным;

5) категория «уподобление способностям животных» (улавливать тончайшие запахи — крысы / издавать въедливые запахи — рыбы). У ольфакторных ЛЕ, проявляющих это качество, отмечается высокая степень идиоматичности;

6) категория «ограниченности использования», выявленная у ольфакторных единиц, тяготеющих к сленгизации и табуированности». Представленная категория переживала расцвет в эпоху Викторианства (1837–1901), подавлявшего и пресекавшего все, что относилось к естественным нуждам и функциям человеческого тела

7) категория «заимствования»: 42,2% выявленных ольфакторных единиц имеют романское происхождение. Тяготение к интернационализации имеет яркую морфологическую выраженность в многосложности слов, в то время как категория «локальности» выражена краткими, óбразными лексическими единицами.

В поэтическом дискурсе У. Шекспира (1564–1616) 7 из 154 сонетов имеют ольфакторные компоненты . Первые пять (под номерами №54, 69, 94, 95, 99) посвящены Светлому Другу, последние два (№130, 141) посвящены Смуглой Леди. Для инициального анализа приведем сонет полностью, в дальнейшем ограничимся небольшими отрывками.

O how much more doth beauty beauteous seem

By that sweet ornament which truth doth give!

The rose looks fair, but fairer we it deem

For that sweet odour which doth in it live.

The canker blooms have full as deep a dye

As the perfumed tincture of the roses,

Hang on such thorns, and play as wantonly,

When summer's breath their maskd buds discloses;

But, for their virtue only is their show,

They live unwooed, and unrespected fade,

Die to themselves. Sweet roses do not so,

Of their sweet deaths are sweetest odours made:

And so of you, beauteous and lovely youth,

When that shall vade, by verse distils your truth

Представленное стихотворение являет собой гимн красоте. Сонет открывается серией стилистических средств, передающих восторг автора. К ним относятся междометие «О!», инверсия «How much more doth beauty», повторы ЛЕ beauteous (в устаревшей форме и различных степенях сравнения 3 раза); truth (2 раза), sweet (5 раз), rose (6 раз), smell (4 раза). Выделенные повторы ольфакторной лексики не просто акцентируют значимость объектов описания, но подчеркивают сему «воспевания качеств», «личной вовлеченности» и «высокой оценки поэта». Метафорический эпитет сладкий (запах) позволяет установить эллипсис сладкая роза и далее — метонимию сладкая смерть. Роль ольфакторной лексики в этом сонете включает не просто обозначение общей референтной отнесенности; она способствует преодолению линейности текста и выходу на сложные межуровневые связи.

Известно, что сонеты Шекспира ярко выделялись на фоне тюдоровской литературы: они были настоящим открытием своего времени. Вместо пиететных возгласов к вымышленным возлюбленным Шекспир явил миру откровенные обращения к живым, хоть и неназванным, личностям. «Интимная лирика», как по-другому называется его сонетное творчество, местами эпатажна, что, несомненно, приводило первых читателей в недоумение. Отсюда — бытовавшее в тюдоровскую эпоху мнение о шекспировском слоге как о «не комильфо».

Не только в лексике шекспировский сонет выходил за рамки условностей. Драматургическая форма подачи материала поражала естественностью охватившего поэта чувства. Хотя синтаксически сонеты не представляли собой целостного литературного произведения, они составляли «лирический дневник», отражающий события сердечной жизни автора с многочисленными противоречиями, свойственными подлинным чувствам.

Выявленные повторные элементы наделяют сонет №54 иерархичностью смыслов и синтаксической структурностью: текст открывается октавой, построенной на двух рифмах и состоящей из двух катренов, представляющих собой смысловое единство — тезис, сообщающий читателю главную идею произведения — красоту в категориях флоры и религии. Метафорический перенос весьма прозаичен: красота цветка (как источника благоухания), как и красота правды (как источника кристальной чистоты), хрупки и божественны по своей природе.

По сведениям В.В. Похлебкина, роза была не просто флористическим символом Англии, но личной эмблемой династии Тюдоров, которой пользовались для неофициальных, частных посланий

В поэтическом дискурсе Шекспира ЛЕ роза, входящая в изучаемое ЛСП, развивает дополнительную сему «истинности», «безгрешности», «божественности». В сонете №54 ольфакторные единицы развивают сему «вневременной, непреходящей ценности». Каждая строка сонета интенсифицируется с помощью устаревшей формы вспомогательного глагола doth. Этой же цели (цели утверждения указанной ценности) вторит использованное поэтом местоимение 1-го лица множественного числа — we, которое не просто объединяет людей одного возраста, исторического периода или общего языка, но всего человечества. Вне зависимости от прочих факторов, верность — основа основ. Вот почему хиазмический повтор и антитеза 3 и 4 строк сигнализирует о гиперсемантизации: роза славится ароматом, как вера — истинностью, а Тюдоры — религией.

Во втором катрене изысканная роза противопоставляется выродившемуся шиповнику. В контексте сонета canker blooms представляет собой необычное полуотмеченное словосочетание (излюбленный приём Шекспира), что можно перевести как червоточина. Использование ольфакторной лексики приводит к развитию дополнительного образа — образа раковой опухоли. В современном мировосприятии многие болезни имеют тесную связь с запахами, или их полным отсутствием.

Создание антитез в анализируемом сонете происходит на всех языковых уровнях, включая синтаксический. Секстет, состоящий из двух терцетов, яркий тому пример: первый вербализует идею, которая выражена в октаве, а в последнем терцете осуществлялся синтез всего сказанного. Ценность розы, то есть «сочетание внешней изысканности и внутреннего благоухания», превращается в противоположность — «показушность», лицемерие, внутреннюю гниль. В монографии Е.Ю. Петришиной о религии Викторианства также отмечается, что благочестивые принципы Протестантизма внутри были пропитаны ханжеством, свойственным человеческой натуре

Синтез основополагающих идей, вербализующих самостоятельное значение, выражается в двух последних строках сонета. С их помощью реципиент улавливает параллель, что ценностью простого земного человека, его розой, звездой и Мессией выступает возлюбленный, лик которого, в отличие от лика розы, сохранить возможно. Именно поэзия выступает тем алхимическим соединением, той эссенцией, что способны дистиллировать и навеки оставить неизменным возлюбленного. По степени релевантности для восприятия всего сонета финальные строки получили название эпиграмматических.

Общее содержание сонета №69 сводится к противопоставлению безупречности образа светлого Друга в глазах общества и его осквернение «за глаза», в виду зависти и ревности последнего:

Then, churls, their thoughts (although their eyes were kind)

To thy fair flower add the rank smell of weeds:

But why thy odour matcheth not thy show,

The soil is this, that thou dost common grow

Противопоставление толпы и Героя звучит не только на уровне ольфакторной лексики: odour — smell, но и метафорики flower — weeds и грамматики, например, местоимений множественного и единственного числа their — thy. Во времена Шекспира местоимение thou использовалось в религиозном дискурсе для обращения к Богу. Такое же дискурсное расслоение наблюдается в ЛЕ soil, которая во времена Шекспира писалась иначе — solye, и обозначала не только «почва», но и «моральное пятно», «грех», «порок»

Выявленные темы и образы сонета №54 не просто повторяются, но продолжают развиваться, аккумулируя новые семантические приращения. Деперсонализация «человек — цветок — запах» поддерживается местоименным замещением и сопровождается предикативной номинацией: цветок противопоставляется сорнякам. Окказиональная экспрессивность ольфакторной лексики обеспечивается также её сильной конечной позицией. Дальнейшее семантическое осложнение связано с импликационалом слова soil (почва), ассоциируемого здесь с аристократическим Обществом, Двором Елизаветы, которому принадлежат и обязаны своим существованием и Герой, и осуждающие его. Тюдоровскому нобилитету не была свойственная мягкость или учтивость: там царили подозрительность и острословие

Сонет №94 относится к числу тех, которые столетиями вызывают споры исследователей многих специальностей. Согласно одной версии, строки 1–10 описывают некий нравственный образец для подражания, а строки 11–14 предупреждают о грозящей для него опасности. По другой версии, первые 10 строк — ирония, подводящая к заключительному экспрессивному осуждению. Смысл строк 7–8 зависит от истолкования притяжательного местоимения их, то есть управителями чьего совершенства являются «другие»: своего или «властелинов и собственников». Примечательно, что именно в этих спорных, мистических строках содержатся ольфакторные лексические единицы:

But if that flow'r with base infection meet,

The basest weed outbraves his dignity:

For sweetest things turn sourest by their deeds;

Lilies that fester smell far worse than weeds

Компонентный метод анализа ольфакторной лексики позволяет предложить решение указанной дилеммы. В последних строках сонета появляется глагол в необычном сочетании fester smell far worse than weeds (растравлять запах гораздо худший, чем от сорняков), который на фоне аналогичного словосочетания из сонета №69 the rank smell of weeds (аристократический запах сорняков) создает релевантный контекст, сравнивающий запах сорняков с запахом цветка лилии — не в пользу последней.

В словаре символики и эмблематики В.В. Похлебкина можно найти следующее пояснение: «Лилия — луковичное растение с крупными, красивыми цветами, которое ввиду 6-лепестковой структуры содействовало превращению ее в христианскую эмблему, хотя само по себе изображение пришло и существовало исключительно на Востоке»

Известно, что Франция на протяжении многих столетий была вражеским для Англии государством, как в плане геополитических притязаний, так и религиозного противостояния. В 1517 году высочайшим указом Генриха VIII в Англии был учрежден протестантизм, а Франция осталась католической. Благочестивые пуритане всячески искореняли эту конфессию на собственных землях. Так, со времен Столетней войны всё, что имело отсылку к французскому обретало резкую негативную семантическую нагрузку. В монографии Е.Ю. Петришиной звучит та же мысль: «Методом контекстуального анализа установлено, что «французское» в романе приобретает значение лживого, фальшивого, напускного»

В сонете №99 имеются указания не только на розу или лилию, но и на фиалку и майоран. По сведениям Дж. Дэвис и Дж. Сондерс, тайный язык цветов, зародившийся на Востоке, где друзья и влюбленные посылали друг другу сообщения именно с помощью безобидных на первый взгляд растений, был с энтузиазмом перенят и доведен до совершенства в Англии 16 века

Редчайший сонет, который, вопреки традиционной форме, содержит не 14, но 15 строк. Факт отхождения от устоявшейся традиции, высокая плотность ольфакторных вкраплений, сильная, завершающая мужской цикл сонетов, позиция, повышенная метафоричность представляют еще одну научную загадку и заставляют ученых пристально вчитываться между строк. Культурологическое исследование Ренессансной Европы, проведенное Г. Зайцевым, подробно описывает склонность средневекового менталитета к иносказанию: «Это была эпоха ярких и красочных атрибутов, репрезентирующих ту или иную социальную роль. Каждый знак недвусмысленно отсылал к определенному социальному статусу»

Первая параллель выстраивается вокруг сладостного аромата фиалки и дыхания любовника, а также пурпурного великолепия первой и цветом ланит второго. Душистость фиалок не вызывает сомнения, она действительно обладает чудесным, головокружительным ароматом, который отмечается как один из ведущих семантических признаков в толковых словарях английского языка, что позволяет включить данную ЛЕ в число ольфакторных. Ярко-фиолетовый оттенок лепестков придает цветку королевский статус, но, будучи крайне невысокой и теневой в своем ареале распространения, фиалка метафорически стала обозначать такую добродетель Средневековья, как скромность. С одной стороны, логика аналогии присутствует, но с другой, фиалка, которую поэт обвиняет в воровстве, в пятой строке именуется источником пурпура для вен Друга, где этот цвет сгущен. С большой натяжкой, но более логично было бы истолковать это в том смысле, что фиалка украла пурпурный цвет из вен Друга, грубо сгустив его, что, конечно, нарушит принятую обществом семантику «скромности». Для сравнения представим укоренившиеся в Тюдоровскую эпоху представления об иных травах: «Считалось, что запах розмарина стимулирует память и укрепляет мозг. Лаванда помогает успокоить и охладить пыл страсти. Ладан ассоциировался со святостью и священным пространством»

Вторая параллель проводится между цветком Лилии и цветом кожи Друга. Метафорическое значение цветка рассмотрено при декодировании сонета №94. Однако символика белого цвета осталась не затронутой: чем светлее оттенок кожных покровов, чем выше иерархия носителя на социальной лестнице. О том же свидетельствует третья параллель — между цветами майорана и цветом волос Друга. Отметим тонкую игру слов, позволяющую не просто определить оттенок блонд, но и дополнительные семы красоты, честности, справедливости, незапятнанности имени, вежливости и учтивости обладателя.

Еще один пример языкового каламбура можно наблюдать в словосочетании roses fearfully on thorns did stand, что являет собой фразеологизм, соответствующий русскому «быть как на иголках». Символическое значение розы подробно описано при декодировании сонета №54. Именно с этим цветком (как белого, так и красного цвета) связано самое распространенное рассуждение поэта о Возлюбленном. Кульминация этого сравнения и его эмоциональное пророческое порицание (червь поест ее в отмщенье) свидетельствуют о принадлежности Друга к высшей касте английского общества и могут служить ориентиром того, кому автор посвятил всю серию сонетов. На этот счет можно привести многочисленные точки зрения, но решение этого вопроса не входит в задачи предпринятого исследования. Мы свидетельствуем значимость сематического багажа ольфакторной лексики для интерпретативного анализа произведений: если творчество рассматривать как процесс квантования информации, получаемой из окружающей поэта среды, то поиск путей обратного синтеза не должен исключать всех возможных систем кодов. И чем сложнее система кодировки, тем значимей описанный поэтом квант реальности

Ю.М. Лотман предлагал рассматривать художественный текст как многократно закодированный

Сонет №130 идейно и тематически относится к иному полуциклу; он посвящен Смуглой Даме.

My mistress’ eyes are nothing like the sun;

Coral is far more red than her lips’ red;

If snow be white, why then her breasts are dun;

If hairs be wires, black wires grow on her head;

I have seen roses damasked, red and white,

But no such roses see I in her cheeks;

And in some pérfumes is there more delight

Than in the breath that from my mistress reeks

Как и в сонете №99, здесь представлен целый ряд аналогий, правда, выстроенных в обратном ключе: солнце ярче глаз любимой, кораллы алее её губ, снег белее кожи, волосы грубее проволоки, духи благоуханней дыхания, музыка слаще звука голоса и т.д. Все до единого сравнения — не в пользу Женщины. В культурологическом исследовании Г. Зайцева указывается, что роль женщины в Средневековье была ничтожно мала: рожать и воспитывать детей. Это был мир мужчин, суверенов. Философское содержание сонета №130 воспринимается благодаря стилистической функции ольфакторных единиц, ярко проявляющих свойство неэксплицитности. Поскольку наше исследование посвящено именно семантическому потенциалу ольфакторной лексики, отметим значимое заключение: по аналогии с пятью чувствами, включающими обоняние, средневековый поэт уподобляет их различным проявлениям ума, включающим логику, воображение, фантазию, способность оценивать и память.

В эпиграмматических строках сжато приводится предметно-логическое содержание стихотворения: I think my love as rare as any she belied with false compare

Ольфакторную лексику можно представить в виде различных напластований как результат «осадка» культурной жизни разных эпох, в которой выделяются следующие типы сем:

1) универсальная или общечеловеческая;

2) национально-культурная, обусловленная жизнью человека в определенной среде;

3) социальная, обусловленная принадлежностью человека к определенному социальному слою;

4) групповая, обусловленная принадлежностью языковой личности к некоторой возрастной и половой группе;

5) индивидуальная, формируемая под влиянием личностных особенностей — образования, воспитания, индивидуального опыта, психофизиологии.

Анализ поэтического дискурса Шекспира позволяет сделать вывод, что ольфакторная лексика Средневековья имела более широкий охват категорий. К выявленным ранее добавляются категории «мистичности», «болезни», «религии», «времени», «правды», «природы». Основанный на метонимической смежности перенос названий цветов и трав, обладающих ярко выраженным запахом, позволяет включить категорию «флора» в составленную номенклатуру. При этом каждое растение развивает дополнительные символические значения, которые «отягощены» семантикой социально-групповой оценки, то есть регламентируемой определенной целью применения восприятия того или иного объекта в соответствии с оценочной шкалой, установленной общественной культурной формацией.

Согласно проведенному в представленной статье исследованию семантического радиуса ольфакторной лексики в поэтическом дискурсе, восприятие запахов связывалось с физическими и эмоциональными ощущениями, представляющими уникальные образы. В поэтике Шекспира запах воспринимается как источник правды, тепла, любви, вдохновения, энергии, но также мог ассоциироваться с грехами и болезнями. Ольфакторика и поэтический дискурс переплетаются друг с другом, поскольку поэзия непременно опирается на сенсорные переживания для создания эмоционально окрашенных образов. Поэт использует ольфакторную лексику, чтобы вызвать у читателя катарсис и оказать на реципиента сильное эмоциональное воздействие.

Процесс авторского творчества — многократное сжатие, квантование и кодирование внешней информации — сложнейший категориально-семиотический процесс. Каждая эпоха, культура, период вносят дополнительные оттенки значений, которые создают уникальную вариацию прочтения текстов. Современное прочтение произведений прошлого неизбежно включает жизненный, исторический, общекультурный и эмоциональный опыт человечества, каждый из которых накладывает дополнительные семантические значения.