СОЦИАЛЬНО-ДЕТЕРМИНИРОВАННАЯ ЛЕКСИКА КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ ОБРАЗА РАССКАЗЧИКА В СКАЗЕ М. ЗОЩЕНКО
СОЦИАЛЬНО-ДЕТЕРМИНИРОВАННАЯ ЛЕКСИКА КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ ОБРАЗА РАССКАЗЧИКА В СКАЗЕ М. ЗОЩЕНКО
Аннотация
В данной работе предпринята попытка выявить и проанализировать роль социально-детерминированной лексики в формировании образа рассказчика в сказе М. Зощенко. Статья раскрывает содержание понятий «социально-детерминированная лексика» и «сказ», показаны связи между арго и жаргоном, а также образом рассказчика и речью его персонажей в сказе. Анализ рассказов, написанных М. Зощенко в 1923–1932 гг., позволяет сделать вывод о том, что рассказчик в данных художественных текстах представлен двумя типами:
1) человек, индивидуальные характеристики которого в тексте рассказа указаны автором;
2) человек, индивидуальные характеристики которого в тексте рассказа не упоминаются.
Социально-детерминированная лексика в первом случае помогает писателю осветить образ рассказчика, закрепить его в памяти читателя, сделать его более ярким и насыщенным, во втором случае – позволяет читателю по языковым чертам рассказчика идентифицировать его социальное положение, относить его к той или иной социальной группе и на протяжении всего рассказа сохранять этот образ в своей памяти.
1. Введение
Термин «социально-детерминированная лексика» впервые был использован в коллективной монографии Т. М. Беляевой и В. А. Хомякова, посвященной изучению нестандартной лексики английского языка, в которой ученые под «социально-детерминированной лексикой» понимают жаргон и арго . Просторечная лексика в английском языке рассматривается Т. М. Беляевой и В. А. Хомяковым как нестандартная лексика вообще, иными словами, это «сложная лексико-семантическая категория – определенный фрагмент словарного состава национального языка, т.е. известным образом упорядоченное и обладающее структурной иерархическое целое, представляющее совокупность социально детерминированных лексических систем (жаргоны, арго) и стилистически сниженных лексических пластов («низкие» коллоквиализмы, сленгизмы, вульгаризмы), которые характеризуются существенными различиями и расхождениями в основных функциях и в социолексикологическом, прагматическом, функционально-семантическом и стилистическом аспектах» .
Однако многие ученые утверждают, что просторечие является чисто русским лингвистическим термином, которого почти нет в других языках , .
В русском языкознании, согласно В. А. Аврорину, Е. А. Земской, Л. И. Баранниковой, Л. А. Капанадзе, Л. П. Крысину и др., просторечие является отдельной формой существования языка, обладающей «определенным набором признаков, таких как специфичная социальная база, слабая нормированность и наличие некоторых особых лексических, фонетических и синтаксических языковых элементов». В английской лингвистике «понятия просторечие как формы существования языка нет вообще» .
Следует обратить внимание на социальные особенности просторечия. Просторечие как социолингвистический индикатор сигнализирует «о социальном статусе говорящего», является «языком малообразованного городского населения» . К тому же просторечие «имеет своих носителей, сферу использования и выполняет определенный набор социальных функций» . Носителями просторечия могут быть охранник, шофер, уличный торговец, неквалифицированный рабочий и т.п. . Именно стереотипные представления о том, кто является носителем просторечия, являются причиной использования этих лексических единиц в качестве средств художественной типизации, о чем мы скажем ниже.
Опираясь на идею Т. М. Беляевой и В. А. Хомякова, к группе «социально-детерминированная лексика» мы относим и просторечия, таким образом, под «социально-детерминированной лексикой» понимаются просторечия, жаргон и арго.
Рассмотрим связь между понятиями «арго» и «жаргон». Арго — это «один из социолектов, условный тайный язык той или иной социальной группы» . Характерной чертой арго является то, что оно употребляется «с целью сокрытия предмета коммуникации, а также как средство обособления группы от остальной части общества» , т.е. арго принадлежит к относительно замкнутым социальным группам. Жаргон, в свою очередь, используется как в открытых социальных группах, так и в замкнутых, притом в замкнутых группах он функционирует также как «сигнал, различающий «своего» и «чужого», а иногда — средство конспирации» . Другими словами, жаргон представляет собой «значительно более широкое понятие», частью которого является арго . В связи с этим мы рассматриваем арго как разновидность жаргона и объединяем арго и жаргон под общим названием жаргон.
Таким образом, под «социально-детерминированной лексикой» мы понимаем просторечия и жаргон.
Сказ, как подчеркивал В. В. Виноградов, представляет собой «не только один из важнейших видов развития новеллы, рассказа и повести, но и мощный источник обогащения языка художественной литературы» . В «Словаре литературоведческих терминов» С. П. Белокуровой под сказом понимается «тип повествования, основанный на стилизации речи того героя, который выступает в роли рассказчика. Повествование в сказе ведется от лица героя (персонажа), в присущей именно ему речевой манере, и имитирует живую разговорную речь со всеми характерными для устной формы речи особенностями» .
В «Литературном энциклопедическом словаре» сказ толкуется как «особый тип повествования, ориентированный на современную живую, резко отличную от авторской, монологическую речь рассказчика, вышедшего из какой-либо экзотической для читателя (бытовой, национальной, народной) среды. В сказе широко используются просторечие, диалектизмы, а также профессиональная речь» .
Следует обратить внимание на понятие рассказчика, который в словарях литературоведческих терминов обычно понимается как «условный образ человека, от лица которого ведется повествование в литературном произведении» .
Рассказчиком, согласно В. В. Виноградову, является «речевое порождение автора, и образ рассказчика в сказе — это форма литературного артистизма автора» . Соотношение рассказчика и автора в разных текстах выражается по-разному. Рассказчик может быть близок или далек от автора по характеру и социальному статусу, также может выступать в роли автора, знающего ту или иную историю, или в роли действующего героя повествования .
Об отношениях между рассказчиком и персонажами в сказе В. В. Виноградов пишет: «Образ рассказчика накладывает отпечаток своей экспрессии, своего стиля и на формы изображения персонажей» , т.е. в сказе речь персонажей воспроизводится по речевой манере рассказчика, а значит, она передается не в соответствии с собственными речевыми характеристиками самых персонажей, а в соответствии с речевыми особенностями рассказчика. На основании этих соображений речь персонажей в сказе, которую изображает рассказчик, можно рассматривать в качестве элементов, формирующих образ рассказчика. Подробнее см. ниже.
Исходя из приведенных выше определений термина «сказ» можно понять, что это особый тип повествования, основанный на стилизации речи рассказчика, которая в отличие от авторской носит ярко разговорный характер и обладает всеми признаками устных форм речи. В речи рассказчика обычно присутствуют такие внелитературные лексические единицы, как просторечие, жаргонизмы, диалектизмы, профессионализмы и др.
Примерами сказа в русской литературе могут служить «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя, «Левша», «Очарованный странник» Н. С. Лескова, сказы П. Бажова, многие рассказы М. Зощенко .
Рассказы М. Зощенко как предмет литературоведческих исследований имеют долгую историю, начиная с 1920-х гг., например, в работах А. Г. Вармина (1928), В. В. Виноградова (1928), В. Б. Шкловского (1928) и др., до наших дней, например, в работах Н. А. Комаровой (2000), Н. А. Даренской (2000), М. А. Котовой (2005), И. П. Колевой (2013) и др., однако гораздо меньше научных работ посвящено рассказам М. Зощенко в лингвистической области. На лексические единицы в рассказах М. Зощенко обращают внимание такие лингвисты, как Тон Куанг Кыонг (1997) исследовал зооморфизмы, Л. А. Исаева (2004) — книжные лексические и фразеологические единицы, А. А. Пихурова (2005) — советизмы, А. Ю. Астафьев (2012) — окказионализмы, С. А. Кабанова (2022) — преобразованные фразеологические единицы, Т. Г. Борисова, Т. Б. Кузнецова (2023) — оценочную лексику и др. Труды с целью рассмотрения социально-детерминированной лексики в сказе М. Зощенко и выявления ее роли в создании образа рассказчика нами были не найдены, на это ориентируется наше исследование.
2. Основные результаты
Материалом для нашего исследования послужили 86 рассказов М. Зощенко, написанных в 1923–1932 гг., включенных писателем в сборник: «Избранные рассказы. 1923–1934» .
Рассказчик в сказе М. Зощенко представлен в двух видах:
1) человек, об индивидуальных характеристиках которого мы узнаем благодаря тексту рассказа;
2) человек, об индивидуальных характеристиках которого в тексте рассказа не сообщается.
Сначала рассмотрим рассказчика первого типа. В эту группу входят:
1. Человек рабочего сословия.
В качестве примера приводим рассказ «Барон Некс». В начале рассказа четко обозначено, что рассказчик здесь — водопроводчик: И не один я, а трое нас поехало — спецов-водопроводчиков: я, Василь Тарасович, да еще мастерок, мальчишка Васька. В рассказе встречаются просторечные обращения: братцы мои, мужиков; просторечные выражения: делов на копейку, глаза продрали, сукин кот; просторечные глаголы: трется, лопаем, хлебнет и др.; просторечный союз: ежели; вводное слово: дескать; просторечная номинация: манатки. Эти единицы позволяют читателю на протяжении всего рассказа «видеть и слышать» человека рабочего сословия, верить его самопрезентации и погружаться в ситуацию с его точки зрения.
Следует обратить внимание на такой случай, когда в речи барона, приведенной от лица рассказчика, также появляются просторечия, рассмотрим пример:
Смотрим — барон осунулся сразу: похудел, заморгал очами и говорит тихим басом:
— Что вы, говорит, братцы!. Да рази я что? Я ничего. Рази я контроль держу? Нет, говорит, просто чувствую я себя в вашем мужицком обществе молодцом. У меня, говорит, и аппетит является, и сон, и бодрость. Вы, говорит, уж позвольте мне вокруг вас находиться! Уж не обижайтесь!
Барон — это дворянский титул, в «Российской империи титул барона был введен Петром I для немецкого высшего дворянства Прибалтики» , т.е. это образованный человек, с большой вероятностью не русского происхождения, в его речи не должны появляться лексические и грамматические просторечия. В связи с этим полагаем, что перед нами проявление речи рассказчика, в данном случае — водопроводчика (как и ожидается в случае создания сказа).
2. Житель города (не деревни).
Рассмотрим рассказ «Нервные люди»: Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. В данном предложении содержится информация о том, что рассказчик является жильцом коммунальной квартиры. В связи с тем, что такое помещение существует только в городах, читатель понимает, что рассказчик — это горожанин. Такая характеристика рассказчика получает подтверждение по мере чтения рассказа, благодаря, в частности, лексическим просторечиям, таким как башку оттяпали, завсегда, жиличка, ежик (в значении щетка), нипочем, поднаперли, чертова перечница и др.
3. Солдат.
Например, рассказчик «Испытания героев». Его образ представлен в первом предложении данного рассказа: Я, товарищи, два раза был на фронте: в царскую войну и во время революции, в гражданскую. В речи солдата встречаются следующие просторечные слова и просторечные сочетания слов: чертовски, завсегда, поработать на этом чернильном фронте, вовсе и даже совершенно приспособленное и др.
Переходим к рассмотрению рассказчика второго вида, который не был описан в тексте напрямую, но по сюжету рассказа и речевой характеристике рассказчика читатель может получить представление о его социальном статусе. В сказе М. Зощенко таким рассказчиком может быть:
1. Простой, обычный человек (предположительно – такой же, как массовый читатель рассказов М. Зощенко). Рассмотрим рассказ «Иностранцы». История происходила на званом банкете на Западе, об этом слышал рассказчик от своего знакомого:
А дело происходило на званом обеде. Мне про этот случай один знакомый человек из торгпредства рассказывал.
Так дело, я говорю, происходило на званом банкете. Кругом, может, миллионеры пришли. Форд сидит на стуле. И еще разные другие.
В повествовании нет никаких сведений о рассказчике, в этом случае именно используемые языковые характеристики служат читателю маркерами принадлежности говорящего к той или иной группе. Например, русское просторечное выражение куриная морда использует француз, обращаясь к кучеру:
— Вези, — кричит, — куриная морда, в приемный покой.
С помощью этого приема читатель может сделать вывод о том, что рассказчик представляет собой простого, среднего для 30-х гг. прошлого века человека, его образовательный уровень не высокий. При изложении истории рассказчик использует другие просторечные слова:
У них, у буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое.
У них морда, как бы сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас.
Дескать, это стеклышко не уроним и не сморгнем, чего бы ни случилось.
Только когда встали из-за стола, он слегка покачнулся и за брюхо рукой взялся — наверное, кольнуло.
Ну, на лестнице, конечно, поднажал.
Подох ли этот француз или он выжил, — я не могу вам этого сказать, не знаю.
2. Человек, склонный к асоциальному поведению. В качестве примера вспомним рассказ «Воры», в котором речь идет о том, как воры обокрали рассказчика в поезде:
Вот у меня, не доезжая Жмеринки, чемоданчик свистнули, так действительно начисто. Со всеми потрохами. Ручки от чемодана и той не оставили. Мочалка была в чемодане – пятачок ей цена – и мочалку. Ну на что им, чертям, мочалка?! Бросят же, подлецы. Так нет. Так с мочалкой и сперли.
В первой половине текста рассказа в речи рассказчика кроме показанных выше свистнули, сперли, присутствует много разных просторечий, например, прут (глагол переть в третьем лице множественного числа), сиганет, ихний, отчаянные, сукин сын, небось, завсегда и др. Эти лексические единицы дают читателю информацию о том, что рассказчик здесь — простой, обычный малообразованный человек. По мере того как рассказчик использует в своей речи жаргон, его образ становится ясным. Рассмотрим пример:
— Сапоги, — говорю, — граждане, чуть не слимонили.
Согласно «Толковому словарю русского языка» Д. Н. Ушакова, слимонить это слово из воровского жаргона . Как правило, его используют люди определенной социальной группы, а именно воры. Можно полагать, что рассказчик близок к той социальной группе, которую сюжетно порицает, и такое предположение читателя подтверждено в конце рассказа:
На большой станции пошел в особый отдел заявлять. Ну, посочувствовали там, записали. Я говорю:
— Если поймаете, рвите у него к чертям руки.
Смеются.
— Ладно, — говорят, — оторвем. Только карандаш на место положите.
И действительно, как это случилось, прямо не знаю. А только взял я со стола ихний чернильный карандаш и в карман сунул.
Таким образом, в сказе М. Зощенко рассказчик может быть представлен двумя типами:
1) человек, об индивидуальных характеристиках которого мы узнаем благодаря тексту рассказа. Социально-детерминированная лексика помогает писателю уточнить образ рассказчика, удержать его в памяти читателя, сделать его более живым и объемным;
2) человек, об индивидуальных характеристиках которого в тексте рассказа не сообщается. В этом случае социально-детерминированная лексика позволяет читателю определить социальный статус рассказчика, его уровень образования, а после определения – удерживать в памяти именно этот образ.
3. Заключение
Исходя из вышеизложенного, можно выделить следующие функции использования социально-детерминированной лексики в художественном тексте М. Зощенко:
1. Эти лексемы позволяют читателю идентифицировать рассказчика даже тогда, когда он не представлен в тексте.
2. Читатель не теряет из виду, каков рассказчик, на протяжении всего рассказа. Повествование носит субъективный характер.
3. Массовый читатель, на которого ориентировался сам М. Зощенко, мог соотносить себя с рассказчиками (городской житель с невысоким уровнем образования, из рабочей среды). Просторечные лексические единицы позволяют достичь эффекта спонтанности, устного проговаривания, а потому достоверности.
4. При чтении рассказов через значительный временной отрезок читатель достаточно точно и легко определяет время, о котором идет речь, т.к. просторечия соотносят время событий и время, которому принадлежит рассказчик, с его историческим и временным контекстом.