ЯЗЫКОВОЙ КОД КАК ФАКТОР КОГНИТИВНОЙ БАЗЫ КИТАЙСКОГО УЧАЩЕГОСЯ
ЯЗЫКОВОЙ КОД КАК ФАКТОР КОГНИТИВНОЙ БАЗЫ КИТАЙСКОГО УЧАЩЕГОСЯ
Аннотация
Язык рассматривается как когнитивная программа, определяющая склад мышления нации и особенности структуры языковой личности. Восточная и западная модели мира относятся друг к другу как континуальная и дуальная; есть основания говорить о «концентрическом» мышлении китайцев и о «линейном» мышлении европейцев. Особенность языкового кода китайцев затрудняет понимание русского языкового кода, в частности – механизма метафоризации. Обратная зависимость проявляется в том, что китайский языковой знак воспринимается носителями европейских языков «плоско», вне его связи с концептуальным (историко-символическим) содержанием. Понимание особенностей китайской письменности и китайского сознания важно для оптимизации обучения и межкультурной коммуникации на всех уровнях.
1. Введение
Сегодня общепризнанно, что процессы субъективизации восприятия, вызываемые особенностями среды обитания, культурно-национального развития этноса накладывают неизбежный отпечаток на картину мира C. 34–38]. Однако в число интерферирующих факторов такого рода (в терминах «когнитивное пространство» и «когнитивная база») до сих пор попадали, к сожалению, одни лишь ментефакты, которыми, по нашему глубокому убеждению, далеко не исчерпываются национально-этнические особенности языковой картины мира. Этноуникален сам строй мысли. При знакомстве с восточной культурной парадигмой становится очевидно, что двузначная аристотелевская логика «оказывается составной частью нашего языка», так как «кодифицирует и классифицирует наше языковое поведение» [7, C. 361].
К изучению особенностей когниции представителей разных этносов как «программы, определяющей бессознательное моделирование (человеком) окружающего мира, как «» [5, C. 77, 325] [8] подошли сравнительно недавно. Наша педагогическая практика и другой опыт взаимодействия с китайцами также свидетельствуют об отсутствии у них логики в европейском понимании. Подтверждение этому интуитивному представлению мы нашли в [2]. Автор отмечает, что европейское сознание – сознание путешественников, открывателей новых земель – линейно, направлено вширь, тогда как мышление китайцев центростремительно: понятия в китайской логике определяются многопланово, путем выделения центрального понятия и подстановки к нему ряда сопоставлений, а умозаключения строятся по континуальной, комплексной модели (в отличие от европейской логики, где они выводятся на основе исходных посылок, то есть линейно). Это дает
2. Основные результаты
Разговор о «типе мышления» китайских учащихся чрезвычайно сложен во многом еще и потому, что «среди всех высокоразвитых культур китайская больше всего отличается от нашей в самом образе мышления» (см. [10, C. 41]). И думается, что начать этот разговор имеет смысл с обсуждения ограниченного круга вопросов, таких как: а) характер письменных знаков, б) принципы языковой структуры как «ипостаси» национально-культурного сознания, в) отражающие сущностные различия описываемых объектов различия метаязыков описания (лингвистической терминологии).
1. Иероглифическим характером письменности объясняется нелинейный способ мышления китайцев. Как известно, целостность, непроявленность мира в любом языке оказывается расчлененной на поименованные фрагменты. Тем не менее для китайского этнотипа характерно конкретно-метафорическое мышление, а для европейского – абстрактно-логическое [1], [2], [3]. Как известно, китайцы мыслят «смыслонесущими фрагментами ситуации» – иконическими знаками (иероглифами), в самой графической форме которых заключены некоторые классификационные (имеем в виду так называемые «ключи») и другие характеристики объектов внеязыковой действительности. Таким образом, благодаря идиоматической письменности, «китайский обладает замечательным преимуществом: с его помощью можно сказать много всего одновременно, не искажая ни одного смысла – вот почему существует как минимум семьдесят переводов Лао Цзы» [10, C. 41].
В соответствии с принципом дополнительности, сформулированным Н. Бором в физике, становится очевидной комплиментарность языковых техник кодирования – аналитически-изолирующей для китайского языка и, наоборот, синтезирующей – для языков «среднеевропейского стандарта». Л. В. Витгенштейн сказал о европейских языках следующее: «Cловесные описания можно уподобить топографической сетке, которую накладывают на землю и небо, чтобы определить положение гор и озер, звезд и планет. Реальные же земля и небо не расчленены такой сеткой. Законы, подобные закону причины и следствия, определят свойства сети, а не того, что сеть описывает». В западной философии и науке игра состоит в том, чтобы поймать вселенную в сеть слов и чисел…» [10, C. 78]. В китайской философии Инь и Ян «не дуализм, а двойственность, подразумевающее некое единство. Эти два начала влюблены друг в друга» [10, C. 55]. «Дао – то, что существовало до появления разделения на порядок и беспорядок, то есть до идентификации и классификации всех аспектов мира» [10, C. 80].
Примечание. Приведем еще несколько цитат из книги американского китаеведа Алана Уотса, иллюстрирующих различия в культурных мыслительных кодах (как таковые представляются нам), представленных в алфавитных (европейских) языках и в иероглифическом китайском языке. «Алфавитная письменность является представлением звуков, тогда как иероглифическая письменность – представлением образов. Иероглифический язык намного ближе к природе. Иероглифы… являются знаками для обозначения вещей, а не символами для обозначения звуков, являющихся названиями вещей. Что касается названий, то они не имеют ничего общего с предметом» [10, С. 45]. «Символы (иконические знаки) могут передавать сложные отношения (конфигурации) – гештальты – намного быстрее, чем длинные одномерные алфавитные предложения. Графический символ говорит больше, а места требует меньше, чем слово на алфавитном языке, который к тому же требует умения читать… Естественная вселенная не является линейной системой. В каждое мгновение природа есть совокупность одновременно существующих структур, тогда как иероглифический знак – последовательность структур. Он тоже линеен, но не в такой степени, как алфавитный» [10, C. 37].
2. более эгоцентрично, оно стремится вглубь, трансформируясь в самопознание (сравним архаичные представления китайцев-земледельцев о «Поднебесной» как о центре мироздания). При этом оно отличается от плоскостного европейского своим символизмом и многомерностью в том смысле, что образ запечатлевается в знаке, в самой его графической форме, которая служит основанием для сближений понятий. Перенос признаков как механизм метафоризации уже осуществлен в иероглифике ещё до говорящего. В основании метафоры лежит графический знак. Проиллюстрируем сказанное, сославшись на данные, представленные в [C. 33], она пишет, что в современном упрощенном письме (напомним, что в китайском языкознании приняты названия для диалектных, книжных и разговорных стилистических вариантов языка, а также для стилей иероглифики. Современная китайская письменность называется 光阴 guāngyīn ГУАНЬИН) в начертании иероглифа «время» верхняя составляющая фонетика опускается, в результате чего остается тот же знак 寸cùn. Таким образом оказывается возможным интерпретировать иероглиф как идеограмму: время – мера света и тени. Из популярной пословицы Yī cùn guāng yīn yī cùn jīn, cùn jīn nán mǎi cùn guāng yīn (一寸光阴一寸金，寸金楠买寸光阴), что переводится как «Один цунь света и тени равняется одному цуню золота, но на цунь золота трудно купить цунь света и тени» (возможен перевод: Время деньгу дает, а на деньги времени не купишь), видно, что «… в языковой картине мира китайцев время 光阴guāngyīn «сравнивается с золотом на том основании, что два понятия обладают общим графико-семантическим элементом cùn寸cùn цунь (мера длины, равная 3,33 см).
Руководствуясь принципом дополнительности, позволим себе привлекать в научный дискурс стилистически «чужеродные» (художественные) фрагменты, «взрывающие» обыденность сознания и преодолевающие ограничения, накладываемые дискретным знаковым кодом. «Континуальность сознания не редуцируется к дискретности языка», а «сознание каждого человека включает в себя семантическую вселенность во всей ее безграничности» [7, C. 25].
Каким же образом для носителя европейского языка возможно преодоление и выход за рамки плоскостного дуалистического сознания? Дискретность языкового знака снимается за счет антиномичности речевого функционирования и символизации его значения, первым шагом на пути к которой является метафоризация: «Под поверхностью каждого слова шевелится бездонная тьма» (Николай Заболоцкий, «На полях черновика»). Метафоры культуры, памяти и сознания – круги на воде: «Вынырнув из холодной глубины черного озера, я пытался продолжить свой нехитрый рассказ, но мучительно сводило губы и глаза заволакивались слезой, стекленея, точно перед апоплексическим ударом. Я не мог продолжать. С моих волос падали ледяные капли, и смысл, расходившийся от них стремительными кругами, не умел возвращаться… Мысль вечно такова: сама утонет, а круги оставит. Они расходятся, расходятся, а нам, простым смертным, что под Мыслью ходим, по ним-то и ходить. Как воду наливают в пруд, в пруд падают мысли, по воде бегут круги, а мы в них маемся. Ох, маета, маета. Бесконечная. Сплошной круг» [11].
3. Особенность китайского языкового сознания – мыслить иконическими знаками – иероглифами (образами-картинками) – связана с их символическим функционированием. Данную особенность китайского сознания иллюстрирует перевод топонима, который сделал китайский преподаватель русского языка: «Весна. Цветы. Луна. Любование». С луной связан целый комплекс мифов, популярных в Китае, о чем см. [6, C. 92–98]. А. А. Маслов пишет, что «благодаря своей символической связи с оккультной практикой» луна в китайской поэтической традиции стала символом «мистических трансформаций и бессмертия», а также невозможности достичь его. Любование луной, особенно за чашей вина – это состояние, когда «наслаждение беседой с другом приносит больше радости, чем стремление раскрыть тайну лунного напитка, дарующего бессмертие». Европоцентричная попытка автора представить название местечка в виде грамматически-осмысленной конструкции «Любование цветами весной при свете луны» китайцем была категорически отвергнута. Носитель КЯ мотивировал свое несогласие тем, что значение слова сильно обедняет смысл образа, запечатленного в иероглифике. Из этого можно заключить, что образ-понятие в китайском сознании емче и значимее, он как бы пропущен через более крупную сетку фильтра и «живет» в сознании носителя языка не просто как звуковой комплекс, а вместе со своим звуковым и графическим образом, заключающим в себе все ассоциативные возможности для дальнейшего осмысления. Эта
3. Обсуждение
Китайский тип мышления можно назвать синтезирующим типом, в отличие от дуально-аналитического европейского типа мышления. Графическая форма иероглифа (начертание) представляет собой иконический знак, передает содержательную часть информации в самой своем графическом образе. Это означает, что можно понимать иероглифическую письменность, не владея фонетической стороной знака (звучанием). Заметим, что в японском языке наряду со слоговой письменностью используются кандзи – иероглифы китайского происхождения. При сохранении значения кандзи имеют иное звучание, чем в китайском языке, но значение символа японцам понятно. Эта «сакральная» особенность китайского языка объясняет страсть китайцев (и не только) к каллиграфии. За ясную мотивировку значения особенно любимы иероглифы древнего китайского языка вэньянь (文言wényán). К примеру, в иероглифе «любовь» 愛ài есть графический компонент «сердце», а в иероглифе «безопасность, покой» (安 ānquán) – компонент «небо», финалия в слове (сочетании иероглифов), означающем «изобилие» (豐富fēngfù) созвучна счастью.
прослеживаются в принципиально иных путях достижения выразительности, способах создания художественной образности. Образ не создается говорящим при помощи индивидуальной метафоры, он живет в иероглифической письменности как коллективный образ-символ. Вероятно, с этим связано и то, что ценится не столько индивидуально-авторская метафора, сколько коллективно-языковая символизация, а ведущим принципом китайской культурной традиции является копирование канона, хранящего дух мастера-первосоздателя. Приведем примеры символического функционирования знака, основанные на смежности обозначаемых понятий, прежде всего в литературных источниках: «персик» 桃树 táoshù Тхаошу – связан с концептом «долголетие» 长寿 chángshòu ЧХАНШОУ, «пион» 牡丹 mǔdān МЮДАНЬ символизирует «достоинство» – 体面 tǐmiàn ТИМИАНЬ. Такого рода примеры можно продолжить. Семантическое сближение слов в коллективной практике употребления китайского языка происходит на основе созвучия слов для ключевых понятий китайской культуры: символическим знаком «счастья» 幸福xìngfú СИНГФУ выступает летучая мышь 蝙蝠biānfú БИАНЬФУ, а «двойное счастье» символически выражает знак (иероглиф традиционной письменности) «близнецы» и само изображение двух детей, обычно девочки и мальчика, часто с рыбой или персиком как пожеланием благополучия, аналогичную функцию выполняет изображение двух рыбок, плывущих в противоположных направлениях.
4. Заключение
Иконическая (иероглифическая) письменность накладывает отпечаток на особенности национальной лингвометодической традиции, образовательных стратегий и тактик, тем самым оказывая влияние на стратегии и тактики обучения, обучения европейским (алфавитным) языкам. Так, если для носителей звукобуквенных языков первичным является умение говорить и понимать на слух (аудировать), то при обучении китайскому языку ведущим видом речевой деятельности (ВРД) является письмо. В написании традиционно вычленяют так называемые «ключи», без знания которых невозможно пользоваться китайским двуязычным словарем. В звучании иероглифа принято выделять инициалию и финалию.
Специфика родного языка китайского учащегося такова, что можно смело говорить о двух различных формах реализации языка: устной форме в виде звучащей речи и письменной форме в виде текстов, записанных иероглификой. Интересно, что детские книжки написаны иероглификой и одновременно имеют подстрочник на латинице (транскрипцию).
Главенствующая роль письменного языка в условиях множества диалектов обеспечивает единство полиэтнической китайской нации, поэтому умение понимать иероглифику для китайца является основным. И уже на умении понимать и писать иероглифику формируется умение говорить и читать в нашем, европейском смысле.
Рассмотренный типологический фактор интерференции является не единственным; есть и другие, тесно связанные со структурой языковой личности носителя китайского языка – аналитического типа, характеризующегося формообразованием (ввиду отсутствия в нем словоизменения, как в славянских языках).