Средства языковой провокации как основа конвенциональной риторики в современной русской поэзии

Современная отечественная поэзия достаточно провокационна. Большая часть авторов стараются использовать разные варианты эпатажа. Например, это некодифицированная лексика, жаргонизмы, просторечные экспрессивы, вульгаризмы. Одним из действенных приемов привлечения читательского внимания также является риторическая провокация, чаще всего выраженная прямым и непрямым обращением, восклицанием или вопросом. Не исключается подобный формат в текстах Ирины (Ах) Астаховой, Юлии (Сола) Моновой, Алёны Белавежской, Захара Зорькина, Дианы Никифоровой, Александра (ST) Степанова и других. Актуальность рассмотрения указанных риторических приемов определяется массовым изменением форм коммуникации, стремлением сделать речь отличной от литературной нормы. Данные тенденции говорят об усилении функции языкового воздействия на адресата. Заметим, что говорящий и слушающий принимают эти условия. Следовательно, разворачивается языковая ситуация, а речевой контакт достигает запланированного результата. Основная цель данной работы – на примере современных поэтических текстов проследить закономерности использования средств языковой провокации, аргументировать функциональный аспект данного явления. В качестве эмпирической базы используются произведения, которые прозвучали в шоу «СУПЕРСТИХИ» (канал «TNT MUSIC»), это т.н. поэтические дуэли между современными авторами. Идейным продюсером шоу стал Александр Степанов, более известный как рэпер (ST). По итогам проекта был выпущен сборник стихотворений, который весьма популярен в молодежной среде. Стилистический, описательный и контекстуальный методы являются в работе базовыми. Материал уместно использовать в рамках изучения ряда лингвистических дисциплин.

Работа выполнена в рамках стилистического, описательного и контекстуального методов. На наш взгляд, синкретический характер оценки средств языковой провокации в современной лирике является наиболее продуктивным. Материал уместно использовать в рамках изучения ряда лингвистических дисциплин. Иллюстративный фон направлен на стихи, в которых наиболее открыто представлены средства языковой провокации, или используются фигуры речи функционально определяющие создание т.н. риторического диалога. Не исключается в ходе анализа новейшей русской поэзии рецептивная трактовка текстов, или вариант объективации коммуникативного звена с помощью герменевтической интерпретации.

Поэтический текст представляет собой строго упорядоченное единство. Способы организации лирического конструкта в основном ориентированы на язык. Языковая ткань текста имеет в первую очередь формальные приметы, далее же определяются содержательные

Для современной поэзии важно не только предать, запечатлеть эмоцию, важно также создать определенную атмосферу понимания проблемы. Тематический ценз новой поэзии широк: сфера социальной адаптации, вековечная проблематика, человек в своих действиях и поступках, реакция на действительность. Вот то, что интересно рассмотреть, разобрать, представить в режиме поэтического конструкта. Не исключается в указанном формате и вариант эпатирования. Провокация

Демонстративный тон повествования, на наш взгляд, стоит рассматривать, как желание авторов все же создать продуктивный диалог, который может иметь продолжение. Авторы достаточно внимательны к своему читателю, ибо фальшь распознается практически сразу, ее невозможно утаить, скрыть от реципиента. Базовый показатель лирики новейшего времени в том, что откровение, интимность уже не предел. Воспринимается текст как совокупность обозначенных в тексте обстоятельств, отчасти лирический герой находится в пространстве большого времени. Аллюзии, реминисценции, цитации становятся принципом связки. Культура говорит сама за себя, и этого не могут не замечать и ощущать поэты. Принцип интертекста, как объединяющий фрактал, был всегда характерен литературному искусству. На поверхность литературного конструкта восходит Античность, эпоха Возрождения, литературный XIX и ХХ век. На наш взгляд, преемственный принцип все же присутствует, что стоит оценить как положительный момент. Факторы прецедентного использования являются, порой, неким импульсом для рождения чего-то нового, оригинального. Провокационный ценз служит также и вектором дополнений, смысловое поле лирического произведения расширяется за счет удвоения, дублирования, симуляции.

Языковая провокация в современной отечественной лирике имеет ряд функций. Допускается расширенный вариант принятия указанной формы: эмоциональное воздействие, претворение частного случая, отчасти воздействие на ситуацию, актуализация вопроса, темы. Манипуляция в рамках художественного сознания есть черта литературы. Современный социум, думается, даже ждет порой нечто подобного. Не исключался в литературном тексте извод умышленного привлечения внимания. Например, XVIII или XX век тяготели к тому, чтобы эпатировать, возмущать, при этом и убеждать читательскую публику. Для поэтов было важным конструктивно достичь цели. Грань эстетики и формально, и содержательно выдерживала подобные эксперименты, новые варианты лирики также стремятся к поддержанию указанной традиции.

Целесообразно остановиться на ряде текстов, в которых принцип языковой провокации играет ключевую роль, именно с помощью нее строится весь текст, или часть стихотворения. У Ирины (Ах) Астаховой есть стихотворение «Тебя хоть там любят?», которое, на наш взгляд, является уникальной версией использования т.н. риторического вопроса в рамках организации текстового полотна:

«Тебя хоть там любят? Скажи мне не мучай.

Тебя хоть там любят? Запомни, послушай –

На всякий пожарный, на экстренный случай,

Чтоб не было трудно: я вытрясла душу…»

Первый катрен задает общий тон провокации. Риторически вопрошая Ах Астахова настраивает читателя, слушателя на полновесную разверстку эмоций от переживания особого состояния – тревога за ближнего, беспокойство за родного человека. Лексический набор очевидно экспрессивен: «не мучай», «послушай», «я вытрясла душу» и т.д. Во втором четверостишии использован риторический вопрос, который функционально связан с достижением провокационной ситуации:

«…Чтоб снова тревогой тебя не изранить.

Я вытрясла душу в унынии комнат.

О господи, дай мне короткую память!»

Риторика обращений нарастает с каждой новой строчной, лирическая героиня удваивает, утраивает провокационный, импульсивный, экспрессивно-эмоциональный тон:

«Тебя хоть там любят? Лелеют? Целуют?

Тебя обнимают? Ты счастлив? Ты весел?

Нет, нет, не печалюсь. Нет, нет, не тоскую…»

Для Ирины Астаховой потенциальный диалог с читателем выстраивается в пределах т.н. смыслового молчания. Ответов в стихотворении практически нет, что также является некоей формой молчания. Переживания имманентны, а нарицательные паузы обозначают грань обдумывания:

«Не холодно хоть? Не грустишь? Не измучен?

Зима говорят, будет нынче суровой»

Лирическое начало текста сводится не только к умелой попытке объясниться с потенциальным реципиентом, но и к поддержанию особого отношения:

«Чтоб больше не выглядеть слабой и скучной.

Но помни: родных не бросают, не губят.

Ну что же молчишь ты? Скажи мне, не мучай…»

В финале стихотворения рефреном произносится вопрос, с которого и начинался текст, циклическая форма усиливает провокационное начало:

«Тебя хоть там любят?

Тебя хоть там любят?…»

Таким образом, композиция выверена риторическими языковыми средствами, их использование оправдано, функциональная суть вполне убедительна. Авторская точка зрения сводится к тому, чтобы мир души, спектр переживаний, субъективный срез показать наиболее фактурно, без идеализации, при этом манифестировать главное, без чего невозможна настоящая жизнь.

Одним из финалистов шоу «СУПЕРСТИХИ» стал Леонид Беленький. Его стихотворение «Из рая» имеет также ряд примет риторической провокации. Лирический нарратив строится, как и у Ирины (Ах) Астаховой, с помощью риторических вопросов, их роль сводится к допущению вариативного диалога, однако, ответы рождаются не у автора, а у читателя:

«Ну, привет. Как ты там разместилась в своём аду?

Как там кормят? Прогулки есть или беспредел?»

Неординарность пространства, которое выстраивает автор уже само по себе и есть провокация. Современный мир настроен на допущение не-боязни потустороннего. Движение лирического сюжета не является самоцелью, формальные признаки нивелированы. Конкретизация риторической провокации у Леонида Беленького еще более откровенна и открыта:

«Я готов за тобою хоть в ад. Но пока дела…

Годовой отчет. Но, дадут, может выходной.

Впрочем, проще, чтоб ты прилетела – метла цела?

Тут ведь грешников в нашем раю – просто боже мой…»

Вариант риторической провокации поддерживается еще и фигурой умолчания, которая выражена многоточием, буквальная недосказанность манифестирована как знак. Восклицание как таковое не так часто востребовано в современных текстах, он нарочито маркирует эмоциональную нагрузку, место которой в настоящем не так много.

Одним из провокационных приемов риторической направленности становится в новейшей лирике т.н. отсутствие знаков препинания: начало строки (стиха) не имеет заглавной буквы, строчный вариант более распространен. Автор вольны не расставлять акценты, дорабатывает текст, а далее расширяет смысл уже читатель. Например, Алёна Белавежская (один из победителей шоу «СУПЕРСТИХИ») строит ряд своих текстов именно так:

«пообещай мне «завтра» прожить без слёз

ты вечно молод, играй же мне, старый Пёс,

нашу дорогу в Хель укрывает наст.

каждый рождён… – не каждый дожить горазд

жизнь никогда не выходит из моды, нам она в самый раз»

Рифма, ритм, метрический рисунок организованы достаточно верно, автор следует определенным канонам стихосложения, но нивелирование заглавных букв становится маркером двусмысленности. Нет в этом тексте условного начала, нет и конца. Формула, которая обозначена итогом стихотворения, раскрывает многое. Ценностный предел для современных авторов все же схож с традицией: это «стихи», это «жизнь», это «преемственность», это «эмоция», это «Дом». Недосказанность в строчках следующего стихотворения есть попытка настроить на грамотный вариант оценки бытия:

«я себя не ищу.

если нужно – найдёт сама.

я устала, хочу Домой, а кругом – дома.

и чем дальше в подбельскую ночь – тем чернее швы.

но ты платишь за свет, живёшь на, выходишь в»

Эмоциональный порыв, граничащий с недосказанным, для лирической героини становится самым основным, это подобие монолога на равных. Здесь, пожалуй, и накал эмоций, здесь и нивелирование равенства, здесь и чуткое, трепетное молчание: «пустота – это так весело»

Практически итоговым (финальным) стихотворением сборника «СУПЕРСТИХИ» становится текст с достаточно нарочитой анафорой, звучащей также как элемент провокации. Буквальных вопросов, восклицаний здесь нет, но лексический стандарт «почему», тяготеющий к коннотации вопроса  объективирован:

«Почему эта дата круглая, а не овальная

Почему я не сплю, если это район спальный

Почему это в ящик играют, но не поют

Почему алфавит не кончается буквой ю

Почему ты до смерти любишь, а сам живой…»

Манипуляция с точками зрения на обычные вещи прецедентна, риторика в данном случае не является выверенной. Допустимый альтернатив соединяется в стихотворении естественно, не сложно, но правильно. Детскость, наивность, инфантильность, как таковая интуитивная догадка создают эффект эстетической достоверности. Текст становится неким подобием игры в стандарты, хотя лирической герой, или лирическая героиня допускают множественность в условиях камерности. Оригинальным образом обыгрывается те важные составляющие жизни, внимание на которые, порой, и не обращают люди. Можно констатировать, что современный читатель ждет отчасти и подобного обращение, необходимость провокации в рамках риторических формул, приемов и средств оправдано. Не трагедия становится в новой поэзии магистралью, не буквальное уничижение, не тоска дан собой, но желание воссоздать диалог на равных:

«Почему что тебе лекарство – другим яд

Почему ты сказал «никто не пришёл» а я

Почему ты сказал «но ты» и не видишь нот

Почему так смешно, смешно, так до слёз смешно»

Таким образом, можно отметить, что новое время объективирует новые формы, однако, их значимость и функциональность известны. Поэтический конструкт все чаще сейчас становится полем экспериментального толка. Но и поэты-шестидесятники – Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко – стремились обновить литературу, создать не буквально видимый, но смысловой предел текстов. Причем это изначально было на уровне формы, но без содержательной сути поддержать подобный эксперимент было не возможно. Тяга к трансформации в литературе не является нововведением, поэтические формулы не могут быть статичными, персонификация достаточно условна. Авторский голос зачастую ориентирован на множественность, автор не только пишет, не только соединяет, но диалогически разыгрывает ситуацию. Не случайно Алёна Белавежская умело завершает сборник следующими строчками:

«поэт говорит: вот это катрены

вот это приёмы!

я ничего не говорю.

я алёна»

Персональность в современной лирике не является значимой, основной ориентир все же направлен на риторический протест, провокацию, эпатаж. При этом читатель понимает, что для поэта важно именно местоименное «я»: «я не говорю», но «я алёна». Отметим, что голос автора неповторим, он, очевидно, слышим, в нет какой-то фальши, неправды или умолчания

Буквальный диалог художественных сознаний, вероятно, не достижим, думается, что частность случая заполняет пространство текста объемнее

В рамках данной статьи основной акцент был сделан на вариации использования языковых средств провокации в современной отечественной поэзии. Имена авторов, которые взяты в качестве эмпирической базы находятся на слуху. Базовые формы языковой провокации в лирике, на наш взгляд, сводятся к риторическим фигурам, которые функционально обладают определенным потенциалом значимости. Вектор когниции

Таким образом, новейшая русская поэзия в ряде указанных имен находится в режиме когнитивного эксперимента. Начало ХХ века требовало подобных форм, зачастую авторы играли приемами риторической провокации. Поэты-шестидесятники также были вовлечены в ритмику нововведений, успехом пользовались нарочитые экспромты, реверсы в сторону, обыгрывание штампов. Не исключается преемственность и в 20-е годы уже XXI века. Отметим, что диалог творческих сознаний имеет место быть, не прерывается связь языкового толка, но ориентир на пестование чего-то альтернативного выше. Художественные образы Ирины (Ах) Астаховой, Юлии (Сола) Моновой, Алёны Белавежской и других имеют приметы травести, симулякра, двойника, триггера, вариация перевоплощения значима и серьезна для лирики нового времени. Читатель в данном случае является  объектом, без которого немыслимо продуцирование мысли. Следовательно, границы текста нивелируются, эстетический код дешифруется с помощью открытой провокации. Риторическая конвенция достижима только в условиях равенства, в условиях принятия множества позиций и мнений. Современный литературный процесс обогащается за счет открытого эксперимента с поэтическим словом, стилистической фигурой, языковой формулой.