«УКАТАЛИ СИВКУ КРУТЫЕ ГОРКИ»: ИДИОМАТИКА В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ РУБЕЖА XX–XXI ВЕКОВ
«УКАТАЛИ СИВКУ КРУТЫЕ ГОРКИ»: ИДИОМАТИКА В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ РУБЕЖА XX–XXI ВЕКОВ
Аннотация
На рубеже XX–XXI веков в русской переводной литературе идиоматика использовалась нередко вне прямой связи с задачей оригинала, что выходило за рамки традиционных норм, закрепленных в теоретических исследованиях и учебных пособиях по переводу. В целом для переводов этого периода характерны стилистические эксперименты, широкое использование просторечной, жаргонной и табуированной лексики. Такая практика стала проявлением общей тенденции на преодоление сложившегося в середине XX века консервативного узуса языка переводной литературы и реакцией на общую демократизацию речевых практик русского языка. Вольное использование идиоматики на рубеже веков могло решать прагматические и стилистические задачи или же, напротив, вело к немотивированной русификации текста, противоречило стилистическому контексту произведений и меняло речевые характеристики персонажей. Выявлены многочисленные примеры неточного в смысловом отношении использования фразеологических единиц.
1. Введение
Вопросы перевода идиоматики (фразеологизмов, поговорок, пословиц, устойчивых сравнений, паремий и т. п.) неоднократно становились предметом исследования на материале разных языков и разных жанров. Указанная проблематика входит как обязательная часть в обобщающие теоретические исследования и в учебники и учебные пособия. Способы перевода идиоматики классифицированы, существуют двуязычные словари фразеологизмов , и пословиц . Тем не менее один из аспектов общей проблемы «идиоматика и перевод» еще не становился предметом специального исследования. Речь идет об использовании в переводе идиоматических единиц вне прямой связи с «задачей» оригинала, или принятии решений, выходящих за рамки традиционно принятых способов перевода. Подобные практики нередки в истории переводной литературы. Достаточно вспомнить вольные переводы XIX века, например, переводы И. Введенского, который заменял фразеологию Диккенса смесью «из гоголевских “черевичиков” и охтенских идиотизмов» , или переводы детской литературы. Такой подход является типичным для кино- и медиаперевода.
Практика «вольного» использования идиоматики в художественном переводе приобрела популярность на рубеже XX–XXI веков. Это было обусловлено, с одной стороны, «языковой свободой» 1990-х годов, повлиявшей на все сферы речевых практик, а с другой – кратным увеличением количества переводных изданий и расширением круга исполнителей перевода. Через перевод в российский контекст вновь вошли жанр детектива, фантастики, эротического романа, особую популярность имели переводные издания, эксплуатировавшие «закрытые» в советский период темы. Языковые особенности переводной литературы рассматриваемого периода особенно заметны на контрасте с переводными изданиями середины XX века, для которых характерна сдержанность в выборе языковых средств даже при переводе натуралистично изображенных языковых субстандартов.
2. Основные результаты
Русская оригинальная и переводная литература рубежа веков характеризуется преодолением «языковой "стерильности"» , широким использованием просторечия, жаргона и сленга, типичного для этого периода. Язык переводов рубежа веков становится крайне пестрым и неоднородным в аспекте выбора языковых средств, речевые субстандарты (социолекты, диалекты, жаргоны), передаются нередко без какой-либо общей последовательной стратегии. В переводной литературе ситуация усугублялась политикой издательств, отдававших переводы неопытным исполнителям [Перевод на переломе], а публиковались переводы нередко без полноценной редактуры. Реплика «Эй, брателло, подай-ка этот ключ от храма!» едва ли характеризует речь лесоруба из небольшого американского городка. И дело не только в выборе жаргонного «брателло», но и в смысловой ошибке: речь идет не о ключах от храма, а об открывалке (‘church key’). В короткой фразе «Подлая туфта! Ребятенки поперлись бухать» , смешан жаргон, сниженная разговорная и простонародная лексика, что даже с натяжкой нельзя считать характеристикой речи моряков.
Русскоязычная идиоматика в переводах рубежа XX–XXI веков дополняет общую стилистическую «картину» переводной литературы. В качестве наиболее очевидных примеров можно привести реплики из романов Д. Ирвинга «Правила дома сидра» (“The Cider House Rules”) и Б. Картлэнд «Милая чаровница» (“Sweet Enchantress”):
Wilbur Larch, with his fresh memory of how old he looked to himself in the mirror, thought for a moment that his job was too much for him
.«"А ведь укатали сивку крутые горки", – вдруг на секунду подумал доктор Кедр, находясь под впечатлением увиденного в зеркале» .
“La! La! I suit myself to a company I am in!” Madame Bertin replied
.«"С кем поведешься, от того и наберешься!" – ответила мадам Бертин».
.
В приведенных фрагментах введение поговорок в перевод не мотивировано оригиналом. В первом примере общий контекста романа и речевые привычки героя потенциально допускают такую вольность, однако результатом становится немотивированная русификация текста. И хотя в переводе русифицированы и другие отдельные элементы, например, имена (Wilbur Larch – Уилбур Кедр, Smoky Fields – Дымка Филдз), нельзя сказать, что русификация является последовательной стратегией переводчика. Во втором примере введение поговорки стилистически выпадает из общего контекста: мадам Бертин, известная модистка, общающаяся с представителями высшего общества, не использует просторечные речевые обороты. Подобные примеры многочисленны:
You know the old saying: never forget the past, you may need it again in the future
.«Недаром говорят: не плюй в колодец прошлого, пригодится воды напиться»
.Глубокомысленная спокойная сентенция главного героя в романе М. Брэдбери «Профессор криминале» (“Doctor Criminale”) передана модифицированной пословицей, что не только русифицирует реплику, но окрашивает ее фальшивым пафосом.
Сама по себе русификация (доместикация) никогда не была табу в переводе. В разные исторические периоды, как уже упоминалось, такая стратегия проявлялась в разной степени . Даже в стилистически строго выдержанных переводах середины XX века использование русской идиоматики и просторечия неизбежно приводило к определенной степени русификации текста. Вопрос заключается в наличии или отсутствии у переводчика определенной стратегии и последовательности ее реализации. Примеры намеренной русификации текста в переводах рубежа веков встречаются регулярно.
Стратегия сознательного привнесения несвойственного оригиналу национального колорита с целью воспроизведения комического эффекта реализована в переводе П.Г. Вудхауса “Right Ho, Jeeves”:
That’s right. Never be a pessimist. Everything is for the best in this best of all possible worlds. It’s a long lane that has no turning. It’s always darkest before the dawn. Have patience and all will come right. The sun will shine, although the day’s a grey one.... Try some of this salad
.«Замечательно. Никогда не будь пессимистом, Берти. Всё к лучшему в этом лучшем из миров. Жизнь пройти, не поле перейти. Без труда не выловишь рыбку из пруда. Семь раз отмерь, один отрежь. Не плюй в колодец, вылетит, не поймаешь: Попробуй салат. Очень вкусный»
.Смысл реплики состоит в нагромождении не связанных между собой и не имеющих непосредственного отношения к ситуации поговорок. В другом переводе (И. Шевченко) использован смысловой перевод («Перед рассветом всегда тьма сгущается. Наберись терпения, и все будет хорошо»), что снижает комический эффект реплики.
Подобная стратегия реализована в переводе диалога из романа Дж. Барнса «Англия, Англия» (“England, England”):
‘Piece of cake, Sir,’ replied ‘Johnnie’ Johnson, remembering his line from the Battle’s end.
‘But I’d say that, on the whole, mum’s the word,’ added the King.
‘Mum’s the word, Sir’
.«Проще пареной репы, сэр», – ответил Джонстон-Джонни, припомнив свою финальную реплику из «Битвы за Британию».
«Но я бы напомнил, что болтун – находка для шпиона», – добавил его величество. «Болтун – находка для шпиона, сэр»
.Введение в перевод поговорки и советского лозунга противоречит прескриптивной норме, и такое решение не было бы пропущено редактором середины XX века. У переводчика есть очевидный выбор эквивалентов (например – «проще простого», «ни слова об этом»), однако принятое решение, являющееся спорным с точки зрения строгого подхода к эквивалентности, соответствует общей саркастической тональности фрагмента.
Вместе с тем грань между вольным использованием идиоматики как способом решения определенной стилистически-прагматической задачи и неоправданной русификацией является весьма тонкой:
Looks open-and-shut to me. The guy was a Messenger
.«Дело проще пареной репы, Джон, парень явный мессианец, и, по-моему, тут нечего огород городить»
.Реплика одного из героев в романе М. Резника «Вальпургия III» (“Walpurgis III”) в переводе теряет сжатость и лаконичность. Использование сразу двух тематически связанных фразеологизмов не решает какую-либо прагматическую задачу.
В переводах анализируемого периода отдельные фразеологические единицы получили особенно широкое распространение, например: «капать на мозги», «не в дугу», «без задних ног», «хозяин-барин», «на автопилоте», «в ажуре» и др. Для значительной части переводов анализируемого периода общим местом стало неточное в смысловом отношении использование русской идиоматики, в частности очень популярной у переводчиков единицы «врать как сивый мерин». Так, в переводах «как сивый мерин» врут Миссис Тэнзи Бестиги в романе Р. Гэлбрейта «Зов кукушки» (в оригинале – “Mrs. Tansy Bestigui is a f****g liar” ), персонаж романа Х. Муди «Бог ненавидит» (в оригинале – “increasingly elaborate lies” ) или персонаж романа Н. Марша «Мертвая вода» (в оригинале – “He lies like a flatfish” ). В другом романе Н. Марша «Старые девы в опасности» выражение «сивый мерин» использует скромная девушка, младшая горничная:
“You insult me,” Teresa sobbed. She rallied slightly. “You also lie like a brigand. The Holy Virgin is my witness.”
.«Ты оскорбляешь меня, – всхлипнула Тереза, обнаруживая робкое возмущение. – Ты сам врешь как сивый мерин. Пресвятая Дева будет мне свидетельницей»
.Во всех приведенных примерах фразеологизм использован неточно. Выражение «врать как сивый мерин» означает «заговариться», путаться в собственной лжи, пустословить, в то время как в оригиналах речь идет о подлой, изощренной, искусной или вероломной лжи.
Еще один популярный у переводчиков рубежа веков фразеологизм – «наводить тень на плетень» – регулярно используется вразрез со стилистикой оригинальных произведений. Указанной единицей, например, переданы фразы “So much complication” в сборнике Р. Брэдбери «Механизмы радости» , “Why all the mystification?” в романе Р. Хайнлайна «Дети Мафусаила» , “And as if to make it more doubtful…” в романе Р Нокса «Фальшивые намерения» . Так охарактеризовал способности мисс Марпл инспектор Краддок в романе А. Кристи «Объявлено убийство»:
But just a few fluffy generalities, that was all that Sir Henry’s famous Miss Marple could produce
.«Однако мисс Марпл способна лишь наводить тень на плетень»
.В другом переводе эта же фраза инспектора Краддока передана в соответствии со смыслом и стилем оригинала: «Однако мисс Марпл способна лишь на мелкие тривиальные обобщения» .
3. Заключение
Подытоживая проведенный анализ можно сделать вывод, что использование идиоматики в русских переводах рубежа XX–XXI веков вне прямой связи с задачей оригинала могло решать конкретные прагматические задачи (например, создание комического эффекта) или идти вразрез со стилистикой оригинальных произведений, меняя речевые характеристики персонажей и приводя к неоправданной русификации. Более того, часть фразеологизмов использована неточно в смысловом отношении. В целом для переводов рубежа веков характерны стилистические эксперименты, постепенно размывающие границы сложившихся в советской школе канонических норм языка переводной литературы. Русская идиоматика разной стилистической окраски в сочетании с жаргонной, сниженной и табуированной лексикой формировала новый узус «массовой» переводной литературы.